Отец вроде переживал, а может, для людей прикидывался. Младший Золотов, шагая в похоронной процессии, вспоминал, как боялся разоблачения перед добрым дедушкой, который верил, что он хороший, неиспорченный мальчик, не замечал угнездившейся в маленькой душе червоточинки, и ему было жаль деда. Хотя три тысячи — нормальная доплата при таком обмене.
Возможность разоблачения детских грехов умерла вместе с дедом, но большой страх поселился внутри навсегда, подремывал, дожидаясь своего часа, и следователь прокуратуры Зайцев разбудил его, не то слово — разъярил до предела, и теперь он буйствовал, выедал внутренности, не давал спать, заставлял глушить его ударными дозами спиртного, подталкивал к действиям. Лучшая оборона — это наступление!
Когда Зайцев читал ночной порой про инопланетных упырей, не кровь пьющих, а саму сущность человеческую высасывающих, нетрезвый псевдочеловек Золотов старательно вписывал фамилию следователя в аккуратно разграфленную тетрадку с зеленым переплетом.
Надо же, попался такой на мою голову! Будто без него мало неприятностей… Ну ладно, получилось, Федьку не вернешь, Мэри тоже жалко, хорошая девочка, да она скоро выпрыгнет, адвокат сказал — в самом худшем случае — «химия», но чего он копает? И глядит с затаенным презрением — как Фаина, словно насквозь видит и нутро его, золотовское, настоящее, от всех скрытое, рассматривает… Может, действительно раскусил, работа у него такая — раскалывать, раскусывать, раскапывать… Если просто разгадал и презирает — черт с ним, а если надумает всем показать? Тогда плохо.
«… ведет разгульный образ жизни, посещает рестораны, танцевал со свидетельницей Марочниковой, — почерк у Золотова был никудышный, как курица лапой, но в заветной тетради писал разборчиво, буковку за буковкой вырисовывал, аж язык высовывал от напряжения. — После совместного употребления спиртных напитков, к которому принудил Марочникову, злоупотребляя служебным положением…»
Хмыкнул: ничего, — пусть оправдывается, но ощущение, что события развиваются не по закрученному им сценарию, усиливалось. Галка уже давно должна была позвонить!
Не остался же он ночевать… Если бы так! Но вряд ли, ой вряд ли… Скорей всего и в дом не зашел, хотя Галка артистка еще та — вцепится в рукав: умоляю, сердце схватило, доведите, там в аптечке валидол, капли.
«Напоив Марочникову допьяна, он, под предлогом проводить, проник к ней в квартиру, где находился до глубокой ночи…»
И вдруг сквозь завесу опьянения пробилось воспоминание, подтверждающее его подозрения: откуда у Галки слова издевательские про адмиральского внука и про круизный теплоход? И смотрела она по-настоящему зло, это не игра в ссору, как задумано, тут что-то другое.
