Спустившись в цокольный этаж, он без стука вошел в маленький кабинет с зарешеченным окном. Сидящий за столом высокий худой мужчина мгновенно перевернул лежащий перед ним документ текстом вниз и встретил гостя взглядом, от которого неподготовленному человеку хотелось попятиться.
— Здорово, Вадим!
— А, это ты… Здорово!
Взгляд стал мягче, но ненамного. Последние пятнадцать лет Трембицкий работал по убийствам, и это наложило на него заметный отпечаток. Резкий, малоразговорчивый, он никому не доверял, постоянно носил при себе пистолет и был готов к любым неожиданностям. Несколько раз во время следствия по шумным делам людская молва уже хоронила его и всю его семью.
К Сизову он относился хорошо, но тем не менее перевернутый лист остался лежать в прежнем положении.
— Нашел «сицилийцев»? — натянуто пошутил следователь.
— Пока нет. А ты?
Трембицкий накрыл перевернутый лист руками, осторожно протащил по поверхности стола и, приоткрыв ящик, согнал документ туда. Проделав эту процедуру, он с явным облегчением выпрямился.
— Есть одна зацепка. От автоматов…
Трембицкий замолчал, и Сизов понял, что больше он ничего не скажет. О ходе расследования важняк информировал только одного человека — прокурора области. И то только в тех пределах, в каких считал возможным.
— А я пробую вариант со старым делом, — сказал Старик. — И мне нужно прикрытие на всякий случай.
В семьдесят восьмом кабинете областного УВД Сизов и Губарев готовились к встрече Строевой.
— Вот сигареты. — Губарев достал из кармана яркую пачку, тщательно протер платком и положил на стол.
— «Кент»! То, что надо. Только бери аккуратно, за ребра.
— Обижаете.
— Сразу, как сравнят, зайди и скажи. Только чтоб она не поняла.
Что-нибудь типа: «Вам звонили».
Губарев кивнул, посмотрел на часы и молча вышел из кабинета. Через несколько минут дверь приоткрылась.
— Мне нужно к Сизову…
На пороге стояла эффектная брюнетка в модном облегающем платье, подчеркивающем достоинства фигуры.
— Проходите, присаживайтесь, — пригласил майор, разглядывая посетительницу. Выглядит лет на двадцать пять, гладкое фарфоровое личико, умеренный макияж, ухоженные руки. Почти не волнуется.
Строева опустилась на краешек стула.
— Еще в милиции не была. В народный контроль вызывали, товарищеский суд разбирался — ни одной бесквитанционки, а она все пишет и пишет! Вот дура завистливая! Ей место не в нашем салоне, а в вокзальной парикмахерской! Лишь бы нервы мотать…
Сизов сочувственно кивнул.
