— Гляди ты, как лается, — флегматично покрутил головой один охранник.
В четыре часа, после долгого лежания, Знамеровский только смотрел на всех злобными, как у хорька, глазами да иногда изрыгал короткую ругань. Его хотели накормить, но он выплюнул кашу в лицо одноглазому и осыпал всех ругательствами целый час.
Потом проклятия стали реже.
В шесть часов он упрямо молчал.
— Простите своему народу. Мы развяжем вас, — почтительно обратилась к нему делегация.
В ответ раздался взрыв брани, длившийся до семи часов, однако чувствовалось, что поток иссякает. Даже тому, что вертел головою, она не понравилась.
В восемь часов тридцать минут вечера Знамеровский вдруг захохотал. Обеспокоенные подданные бросились к нему.
— Развязывайте, холуйские хари, — кричал, смеясь, Знамеровский. — Даю вам всем амнистию. Не такая, видать, свинья человек.
Советники стали держать краткий совет, потом одноглазый обратился к лежащему:
— И ничего нам не будет? Простите всех нас, ваше величество?
— Развязывайте, дьявол вас побери. Ничего не будет. Прощу.
— И мстить, и угнетать не будете? — осторожно допытывались все.
— Не буду. Пускай вас гром разразит.
— И позволите хлопцу-меднику жениться? И воевать не будете больше?
— Развяжете вы меня наконец или нет? Не буду, если говорю.
— Так, ну еще последнее: чтобы ничего такого, как прежде, не было. И совсем последнее — дайте вольную своей крепостной Аглае Светилович.
— Это еще зачем? — воскликнул Знамеровский.
— На ней хочет жениться ваш племянник Михал Яновский.
Король повесил голову.
— Больной человек. Безнадежно болен благородством. Да черт с ним, мне не жаль девку. Пускай берет. Искушения в державе будет меньше. Только плохо это. Куда поденется его рыцарский дух? Эх, было нас два на свете, теперь один я останусь. Погибла родина! Ну, развязывайте. Клянусь глазами божьей матери, уделом святого Юрия — землею своею — я буду тихим королем, если вы хотите.
Салют из фузий разорвал воздух за окнами, когда веревки упали на пол.
— Слушайте, люди. Король Якуб в милости своей согласился простить нас! Он хочет править тихо и милосердно!
Дружный крик раздался отовсюду:
— Король! Пусть живет король!..
…Вечером следующего дня, когда Яновский, побеседовав с Якубом, собирался уезжать из Знамеровщины, медикус зашел проститься с ним. Лицо его светилось радостным вдохновением.
— Значит, едешь?
— Еду.
— И она с тобой?
Яновский взглянул на Аглаю, которая стояла рядом, румяная от счастья, засмеялся, прижал ее к себе.
