Ларен кивнула, слова застряли у нее в горле. Она не могла отвести глаз от огромного ожога.
– Ты молодец.
Ларен понимала: Меррик рассчитывает, что она и дальше будет вести себя молодцом, и не собиралась подводить его. Девушка опять улыбнулась, хотя и с трудом, и повторила:
– Я не успела увернуться. За эти два года я стала прыткой, словно блоха, и уворачиваюсь от ударов, точно жеребец, которого собрались холостить. – Ларен вздохнула, и краска вновь прихлынула к ее лицу – чересчур яркая краска, отметил Меррик. Щеки Ларен порозовели. Меррик знал, что она постепенно приходит в себя, и опыт страданий подсказывает ей, сколько боли предстоит пережить в следующие дни.
"За что? – подумал он. – Она и так уже много выстрадала, и вот все снова”.
Эллер протянул ему плошку с мазью:
– У меня осталась в запасе только одна пара штанов, – предупредил он.
– Тащи их сюда. Не может же она ходить голой на глазах у целого отряда викингов.
Ларен пристально глядела на плошку с мазью в руках Меррика, и викинг понял, что Ларен со страхом ждет той минуты, когда он прикоснется к обожженной коже, – она боится боли. Меррик сочувствовал Ларен, он знал, что девушка еще помнит, сколько ей пришлось вынести, когда он растирал этой мазью ее спину.
Меррик молча взял плошку с мазью в одну руку, а другой ухватил Ларен под мышки и поволок в шатер. Уложив девушку на спину, он предупредил:
– Я должен снять с тебя штаны.
Она не хотела этого, не хотела предстать перед ним совершенно обнаженной, однако нога уже горела, пульсировала, боль с каждой минутой вгрызалась все глубже и становилась нестерпимой. Да и какая разница? Меррик уже видел ее голой, он мыл ей спину, мыл всю целиком. Ларен смолчала, только отвернулась. Меррик опустился рядом с ней на колени, озабоченно хмурясь. Ларен боялась встретиться с ним взглядом, закрыла глаза, когда почувствовала на себе руки Меррика – он развязывал веревку, удерживавшую на се талии штаны Эллера. Ларен ощутила дуновение свежего воздуха на своей коже, когда Меррик снял с нее штаны. Он действовал очень осторожно, и Ларен мысленно благодарила его за это, однако ему пришлось отдирать от раны ошметки обуглившейся ткани, и тут Ларен так и взвилась, вопя от нестерпимой муки.
– Я знаю, тебе больно. Мне очень жаль, Ларен, – Меррик с силой прижал ладонь к ее животу, вынуждая Ларен вновь откинуться на подстилку.
Она лежала перед ним голая, беззащитная, ненавидя и грызущую ногу боль, и собственную беспомощность. Меррик накрыл се одеялом, оставив снаружи только раненую ногу. Ларен хотела сказать ему спасибо, но не смогла. Все ее мужество ушло на то, чтобы сдерживать стоны, не кричать, не плакать, не обнаружить перед Мерриком свою слабость.
