— Значит, вы ошибались.
— О нет, я верно определила, что вы свинья.
— Ваши речи так же скучны, как зрелище так называемого джентльмена, блюющего прямо на собственные башмаки. Джинни со свистом втянула в себя воздух:
— Отпустите меня. Я хочу домой. Вы уже достаточно развлеклись.
— От вас несет, как от эдинбургской пивоварни. Представить не могу, что скажет ваш отец. Или какую сказку вы ему сплетете.
— Надеюсь, он уже спит. Я ничего ему не открою, можете быть в этом уверены.
— Тогда признаюсь я.
— Нет! Вы не посмеете!
— Возможно, не насчет борделя, поскольку моя доля вины тоже во всем этом есть, но могу сказать, что мы немного погуляли по городу и вы в конце концов решили признаться в мистификации, а я так разозлился, что мы страшно поссорились и единственным способом сохранить мое достоинство и заставить вас рассуждать здраво было облить вас виски с ног до головы.
— Ну а теперь вы меня отпустите?
— Хорошо, только не двигайтесь.
Девушка повернулась, очень медленно, боясь, что он снова в нее вцепится.
— Мы можем идти дальше?
Алек кивнул и постарался шагать не столь энергично, чтобы Джинни поспевала за ним.
— Что вы теперь станете делать?
— Насчет чего?
— Не притворяйтесь, будто не поняли. Не так уж вы глупы!
— Нет, но я еще ничего не решил. Думаю, впрочем, что с виски я переборщил.
Джинни решила игнорировать этот факт:
— Но вы хотя бы поговорите с отцом? Или по крайней мере подумаете насчет того, чтобы объединиться с нами?
— Вести дела с девчонкой, которая одевается как мужчина? Девушка мгновенно застыла и выпрямилась, но, к удивлению Алека, решила сдержаться.
— Приходится так одеваться на верфи. Очень трудно подниматься на палубу и по снастям в юбке. Кроме того, если я ношу платья, рабочие смотрят на меня по-другому. Я хочу, чтобы они видели во мне хозяина, а не модную штучку, не… необходимость, чем, по вашему мнению, является женщина. Я так давно одеваюсь по-мужски, что даже не думаю об этом.
— И конечно, известны как эксцентричная мисс Пакстон?
— Не знаю, что обо мне говорят люди. Друзья отца привыкли и тоже едва ли замечают. Кроме того, я почти не бываю в обществе.
— Вам двадцать три?
— Да, старая дева, перезрелая, дикарка, давно потерявшая надежду и никому не нужная…
— Впечатляющий список. Не знал, что молодые женщины так сурово осуждаются, если не сумели найти себе мужа. Вы действительно не сумели?
— Не сумела? Мужа?
В голосе звенело такое презрение, что Алек почувствовал, как кровь в нем снова начинает закипать.
