— Вы уверены в этом?
— В чем?
— В том, что у него больше другой машины не было.
— Конечно, уверен. Я знаю все, что делается на Френдшип-стрит. Я же тридцать лет сижу у этого окошка и смотрю. Разве я вам про мой несчастный случай не говорил? Станок мне на ноги свалился. С того самого дня я ни шагу не сделал. А компенсация?
Думаете, мне деньгами возместили? Да я с этой паршивой фабрики цента не получил за все то время, что вкалывал там как дурак.
Вы понятия не имеете… — Старик побагровел, а его голос стал визгливым от злобы.
Леон Розмонт потер переносицу крупного носа и уставился на дешевую литографию, украшавшую стену. Люди всегда загадка. Этого старика куда больше трогает, что с ним произошло тридцать лет назад, чем то, что произошло в доме напротив всего несколько часов назад. Как свидетель он оказался бесполезным.
Ничего не слышал. Ничего не видел. Ничего не знал.
Скоро газеты запестрят огромными шапками: «СВИРЕПОЕ ТРОЙНОЕ УБИЙСТВО. ПИРШЕСТВО СМЕРТИ В ПРИГОРОДЕ. КРОВАВАЯ БОЙНЯ». До чего же пресса обожает массовые убийства Три человека зверски убиты в небольшом домике на Френдшип-стрит в тихом пригороде Филадельфии. О черт!
Как ему хотелось стереть из памяти утреннее кровавое месиво.
К горлу подступила желчь, и он торопливо ее сглотнул.
Детектив первой категории Леон Розмонт. Кряжистый мужчина пятидесяти лет. Широкоплечий, атлетического сложения, с густой гривой седеющих волос, мохнатыми бровями и проницательными добрыми карими глазами. Он смахивал на бросившего тренировки звезду американского футбола. Да он и был звездой футбольной команды своего колледжа. В полиции он прослужил двадцать девять лет. Двадцать девять лет уродований, сексуальных убийств, кровавых расправ. Как он ненавидел мерзости, с которыми ему приходилось иметь дело.
Все прелести начальство приберегало для него, но ничего прелестнее он давно не видел. Три человека, изрубленных в фарш без видимой причины. Ни сексуальных надругательств, ни ограбления, ни… Ровным счетом ничего. И не за что уцепиться. Разве что Дек Эндрюс, сын, который словно бы исчез.
То есть… еще одно милое старомодное семейное убийство?
Дека Эндрюса под рукой не оказалось, и ответить на этот вопрос было некому. Но, может быть, он куда-то уехал, гостит у приятеля, проводит время с подружкой? В конце-то концов, еще суббота и до вечера далеко, а судебные медики утверждают, что убийства произошли где-то между одиннадцатью вечера пятницы и четырьмя утра субботы. Дек Эндрюс. Двадцать шесть лет. Замкнутый, чуждающийся людей.
