Она сделала большой глоток, вытерла рот ладонью.
— И все рухнуло... из-за каких-то ужасных грязных туземцев. — Она передернулась. — При одной мысли о них, мне хочется убежать и спрятаться...
— Какая она была?
— Тало?
— Да.
— В детстве, когда мы были вместе?
— Да. Нежной, тихой?..
— Тало! Да что ты? Ты думаешь, что быть богатым — так, нечего делать. А между прочим, приходится как-то расти. Не подумай, что я жалуюсь. Те денечки в Бейпорте, это было нечто...
— В Бейпорте?
— Это небольшое местечко на южном берегу Лонг-Айленда. Там у родителей Тало летний дом. Все это похоже на парк, правда... большой дом, озеро, лес... Мы часто ездили верхом без всего... именно без всего.
— И родители ничего не имели против подобных выходок?
Еще здоровый глоток.
— А их почти все время не было... общественный долг, увеселительные поездки. В доме за всем следила филиппинская прислуга, перед которой Тало не отчитывалась. Бесподобные дни, честно.
— В школу вы тоже ходили вместе?
— Да... Хиллсайд в Норфолке, потом Нэшнл Катедрал в Вашингтоне. Строгие школы, но летом мы отрывались, вели распутный образ жизни. Все лето ходили в купальных костюмах.
Она отдала мне фляжку и встала с кровати. Прелестное создание, ничуть не сознающее своей почти полной наготы.
— У нас был старый «форд», — продолжала она, выуживая из сумочки новую сигарету, — который мы разрисовали всеми цветами радуги и расписали всякими сумасшедшими присказками. И ездили по округе, выставив из машины руки и ноги. Как маленькие демоны скорости.
— И вас ни разу не задержали? Ни разу не отобрали лицензию?
Она зажгла сигарету.
— О, у нас не было лицензий. Нам было мало лет.
Вскоре она вернулась ко мне в постель, оранжевый глаз ее сигареты таращился в темноту.
— Мне не следует этого говорить, но... она это любила.
— Любила что?
— Это. Понимаешь — это? Делать это. Мальчишки из нашего поселка, приезжавшие к своим родителям, они приходили в этот большой дом... он был в полном нашем распоряжении... а в полночь мы купались в озере нагишом...
— С мальчиками?
— Ну не с садовником же! Не думаю, чтобы Томми... ничего.
— Что?
— Просто... мне не следует об этом говорить.
— Что-то о ее муже? — спросил я, передавая ей фляжку.
Она сделала глоток, потом сказала:
— Я не видела Тало с тех пор, как они с Томми уехали в Перл-Харбор, это было почти два года назад. Я не имею права ничего об этом говорить.
— О чем?
— Я... думаю, что он ее не удовлетворяет.
— В каком смысле?
— Во всех. Он такой... обычный, скучный, спокойный. А она романтичная, любящая веселье девушка, но ее письма... Ей до смерти надоело быть женой военного моряка. Он все время дежурит на своей подлодке, а ей одиноко... никаких развлечений. Никакого внимания. А теперь это.
