Последний рейс | страница 81
Ладно. Упремся – разберемся, как Василий Васильевич говорит. Хорошо, что я его перед рейсом встретил и что Фому Фомича повидал.
Молочный магазинчик рядом – угол Лахтинской и Чкаловского. Набит старушенциями и мамашами с детишками под самую завязку. Так, у кассирши поломался кассовый аппарат. Этакая машина величиной с брашпиль на сейнере. Очередь уже человек сорок.
Стоим.
Молчим.
Рабское, покорное молчание. И все люди в очереди почему-то напоминают вчерашнюю кошку, которая на молу в Стрельне об мои ноги терлась.
Четыре продавщицы томятся за безлюдными прилавками: чего им без чеков делать? То одна, то другая не выдерживают, берут нож от масла – длинные, узкие ножи – и лезут в будку к кассирше, тыкают в испортившийся брашпиль ножами, помогают коллеге.
Аппарат урчит, рявкает, чего-то в нем крутится, иногда выплевывает метр бумажной ленты, но чеки не пробивает.
Очередь уже человек шестьдесят, хвост на улице.
Стоим.
Молчим.
Ясно, что надо дядю Васю звать.
О чем я кассирше и говорю, одновременно предлагаю ей: дайте, мол, мне взглянуть. Вдруг разберусь?
– А пошел ты, умелец, – говорит потная от злости кассирша.
Ну, я плюнул и пошел. Домой. От любой очереди у меня начинают не только душа – зубы болеть. Как там у Бориса Слуцкого:
Лифт опять не работает, почтовый ящик давно взломан, но нынче газеты и другую почту выкрасть еще не успели. Писем много. Побаиваюсь последнее время писем. Какие только свои горести не сыплет на писательскую башку читатель. Уже и забыл, когда радостное и бодрое письмо получал. То зеки, то из ЛТП, то одинокие старушенции, то «с химии», то бедные, как церковные крысы, начинающие авторы из глухой провинциальной глубинки. Кинозвезды вот да секретари райкомов молчат. В гордом одиночестве за жизнь борются. Дай им Бог! Хоть они в него и не верят. А кто верит? Ты, что ли? Эх, если бы…
Одно письмо оказалось серьезным:
«Вероятно, любая общечеловеческая идея, призванная объединить людей, дать им нравственную основу, проходит в своем развитии те же стадии, что и живой организм, – юность, зрелость, старость, причем с развитием цивилизации срок полноценной жизни идеи укорачивается. Сейчас всемирное человечество находится на распутье – старые нравственные модели не срабатывают, новых пока пет. Отсюда и шатания, отсюда и национализм, он всегда готов занять опустевшее в душах людей место. Однако новая объединяющая, созидательная идея должна родиться, без нее никакое разоружение не сможет спасти людей от взаимопожирания. Хочется верить, что эта идея родится в России – стране, для которой страдание давно стало исторической судьбой, а поиски блага не только для себя, но для всего человечества – нравственным призванием.