— Старик, ты сейчас будешь бороться с государством. Лучше попридержи свои сделки для суда. А если ты еще раз вспомнишь о моих близких, я...
— Что ты? — он явно издевался, получая давно забытое удовольствие. — Убьешь меня? У тебя был шанс, и ты не воспользовался им, а больше такого не представится. Ты что, не помнишь: ты убил моих детей, мою семью, ты и твои дружки-извращенцы. Что ты сделал с человеком, который прикончил твою малышку, Паркер? Ты не охотился за ним? Ты не прикончил его, как бешеного пса? А почему ты думаешь, что я не отвечу тем же за гибель моих детей? Или ты думаешь, что для тебя одни правила, а для всех остальных другие? — он театрально вздохнул. — Но я не такой, как ты. Я не убийца.
— Чего ты хочешь, старик?
— Я хочу, чтобы ты вышел из игры, не появлялся в суде.
Я замер на мгновение.
— А если нет?
Он пожал плечами:
— В таком случае как я могу отвечать за те действия, которые, возможно, они предпримут против тебя или против них? Это буду не я, конечно: несмотря на всю мою злобу по отношению к тебе, я не собираюсь причинять тебе или твоим близким вред. Я за всю жизнь никому не сделал больно и не собираюсь начинать это делать сейчас. Но ведь могут быть и другие, кое-кто может сделать это вместо меня, если им передадут, что я этого хочу.
Я повернулся к охраннику:
— Вы это слышали?
Он кивнул, но Фолкнер лишь медленно перевел свой невозмутимый взгляд на него:
— Я всего лишь предложил вариант избавления тебя от кары, но в любом случае мистер Энсон вряд ли сможет оказать помощь. За спиной своей жены он развлекается с малолетней шлюшкой. Что хуже — за спиной ее родителей. Сколько там ей, мистер Энсон? Пятнадцать? Государство строго блюдет законы против насилия над малолетками, доказано оно или нет.
— Будь ты проклят! — Энсон метнулся к решетке, но я схватил его за руку. Он оглянулся на меня, и на минуту мне показалось, что сержант готов ударить меня, но он совладал с собой и отмахнулся от моей руки. Я посмотрел направо и заметил, что к нам направляются коллеги Энсона. Он поднял ладонь, в знак того, что все нормально, и они остановились.
— Я уж думал, ты не опустишься до трюков.
— Кто знает, что дьявол затаил в сердце человеческом? — он негромко рассмеялся. — Дай мне уйти, грешник. Отойди в сторону, и я тоже отойду. Я невиновен в том, в чем меня обвиняют.
— Наша встреча окончена.
— Нет, она только началась. Ты помнишь, что наш общий друг сказал перед смертью, грешник? Помнишь слова Странника?
