Великан ушел. Он покинул ее до того, как часы пробили пять, потому что надо было сменить патрульных на дежурстве, чтобы они успели на паром, следующий на материк. Новый полицейский прибыл на остров сменить своих коллег — новичок, который никогда не служил на острове. Джо расчесывал волосы Мэриэнн, пока говорил, его руки поддерживали ее и прижимали к себе. Мужчина и женщина лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу, после всего, что произошло, испытывая чувство ложной близости.
Именно ложной. Дюпре хотел бы стать ей ближе, но как, если она так мало рассказывает ему о себе и даже мелкие детали, о которых она иногда проговаривается, порой кажутся ему недостоверными? В ресторане у него просто перехватило дыхание от того, какой прекрасной она может быть. В течение почти года, который Мэриэнн жила на острове, ему казалось, она делает все возможное, чтобы не привлекать к себе внимания, скрывает и даже маскирует свою внешность. Но, когда она вошла вечером в «Вкуснятину», все головы повернулись в ее сторону, и Дюпре пришлось приложить большие усилия, чтобы не выглядеть слишком самодовольным, когда эта женщина прошла к его столику. И тогда он дал себе зарок, что этот вечер будет особенным для нее, для них обоих. Хотя его никто и не просил об этом, Дейл Зиппер сам позаботился о них, циркулируя между кухней и залом, внимательно, но без назойливости обслуживая их. Их столик стоял у окна с видом на море, они видели далекие огни соседних островов, которые сверкали, словно звезды далеких и таинственных миров. Сидя при свечах, Джо вдруг поймал себя на том, что Мэриэнн внушает ему благоговейный страх, и ему пришлось следить за собой, чтобы ничего не разлить, не разбить и не дать ей понять, что к концу ужина у него страшно разболелась голова. Единственная неприятность за весь вечер — разбирательство с Любеем и Скарфом в «Раддере». В общем же он не стал паниковать и беспокоиться по поводу того, что его дама все еще многое скрывает от него.
Мэриэнн понимала, почему он испытывает неловкость. Годы, проведенные ею в переездах с места на место и в попытках спрятаться, усилили ее восприимчивость, немедленно давая понять, какие чувства испытывают к ней другие и как они ее оценивают. Теперь, оставшись одна, она снова восстановила в памяти события минувшего вечера, мысленно прокрутила их обратно, вспомнила, как он реагировал, как сомневался, как быстро и неуловимо менялось выражение его лица, когда он слушал ее. Она вовсе не собиралась закончить этот вечер так, как он закончился, а если даже и хотела, то не признавалась себе в этом. Но, когда вечер близился к концу и вино начало кружить голову, ей стало интересно, каков он в постели, как он войдет в нее. Она немного боялась; боялась его веса, его размеров и неуклюжести, которой он вследствие этого отличался, потому что в нем не было ничего тонкого и изящного. Это человек, который постоянно ждал, что сейчас раздастся звук падения предметов; человек, который шел не в ногу с остальным миром. А когда они оказались в постели, ей было не до того, чтобы удивляться его деликатности и тому, что прикосновения этого огромного человека удивительно нежные.
