Бедный старина Бродски — все еще живущий в своем средневековье и ведущий себя так, как будто он живет во время расцвета своей популяции. Очевидно, ему никогда не приходило в голову рассмотреть это математически. Он пьет кровь у некоторых людей, которые его чем-то привлекают, и они становятся вампирами. Если они чувствуют так же, как он и ведут себя так же, они продолжают и вовлекают несколько больше людей. И так далее. Это похоже на письма по цепочке. Через некоторое время все станут вампирами и не останется тех, у кого они берут кровь. И что? К счастью, у природы есть способы обращения с популяционными взрывами, даже на этом уровне. Однако внезапное ускорение пополнения в этот век масс-медиа может действительно повредить этой скрытой экосистеме.
Но хватит философии. Время войти и заняться делом.
Я взял мой пластиковый пакет и пошел прочь от сарая, тихо ругаясь, когда натыкался на стволы и получал хороший душ. Я прошел по полю к боковой двери старого здания. Оно было закрыто на ржавый замок, который я сорвал и забросил на кладбище.
Внутри я взгромоздился на прогибающиеся перила хора и открыл сумку. Я вытащил блокнот для набросков и карандаш, которые носил повсюду. Свет проникал через разбитое окно. То, на что он падал, было по больше части ерундой. Не особенно вдохновляющая сцена. Какой бы ни… Я начал зарисовывать ее. Всегда хорошо иметь хобби, которое может служить оправданием для странных поступков, как какой-нибудь ледокол…
Десять минут, загадал я. Самое большее.
Шестью минутами спустя я услышал их голоса. Они не были особенно громкими, но у меня исключительно острый слух. Здесь были трое из тех, кто должен был быть.
Они так же вошли через боковую дверь, крадучись, нервно озираясь и ничего не замечая. Сначала они даже не заметили меня, творящего произведение искусства там, где в прошлые годы детские голоса заполняли воскресные утра хвалой Богу.
Здесь был старый доктор Морган, из черной сумки которого торчали несколько деревянных кольев (готов держать пари, что молоток был там же — я думаю, что клятва Гиппократа не распространяется на неумирающих — primum, non nocere, и так далее); и отец О'Брайен, сжимающий свою Библию как щит, в одной руке, а в другой — распятие; и молодой Бен Келман (жених Элайны), с лопатой на плече и с сумкой, из которой доносился запах чеснока.
Я кашлянул, и все трое резко остановились и повернулись, налетев друг на друга.
— Привет, док, — сказал я. — Здравствуйте, отец. Бен…
