По темному хлопковому полю пробирался Каплу, главный колдун деревни Губигу. Пригнувшись, мелкими шажками, то и дело озираясь по сторонам, словно ища что-то. Он все видел.
Видел, как Зуби, дочь вождя, занималась любовью на хлопковом поле. Слезы душили колдуна. Он плохо различал темные очертания кустов сквозь мокрую пелену. Наконец он мог дать волю чувствам.
— За что? За что мне такое? — тихо повторял он. — За что наказывает меня Солнечный бог?
Колдун раздумал бежать дальше, от себя все равно не убежишь. Грохнулся на колени и стал лихорадочно разрывать землю руками. Белая пена выступила на губах.
В это время до ушей долетел нечеловеческий вопль:
— «Спар-так» — чем-пи-он!
Колдун Каплу в ужасе замер. Вытянул шею. Кругом темнели хлопковые кусты.
Каплу спешно забормотал заклинания.
Сперва все десять главных.
Причем надо, чтобы каждое заклинание полетело в одну из десяти частей света.
Частями света в Губигу называли ближайшие деревни.
Бормоча, Каплу поворачивался на полусогнутых ногах вокруг собственной оси до тех пор, пока не вернулся в исходную точку, описав угол в 360 градусов.
Это помогло. По крайней мере он еще жив. Так, теперь средние заклинания. Успеть бы хоть штук пятнадцать… Колдун вновь закружился на месте.
Уфф… Каплу вытер лоб краем галабии.
Он почти успокоился. Для порядка хорошо бы еще десятка три малых заклинаний.
Вот теперь совсем хорошо. Конечно, это они — пришельцы. Вооружены до зубов, вот и делают что хотят. До них даже дикие звери не издавали таких звуков.
Хвала Солнечному богу, Каплу за свои тридцать восемь лет кое-что повидал в жизни. Кое-что знает. Головорезы из французского Иностранного легиона так себя не вели.
Удостоверившись, что непосредственной опасности нет, колдун обхватил перепачканными ладонями голову и покатился по земле.
— Зуби, тварь! — хрипел колдун. — Ты была с пришельцем! Я видел, видел! Ты дважды была с ним! Он ласкал твой рот на прощание своим ртом, и ты обнимала его!
Душа колдуна так и хотела вырваться наружу. Он стенал, катался среди кустов, а потом резко вскочил на ноги. Дальнейшее мало напоминало европейскую истерику.
Разум колдуна словно помутился. Так входят в раж чукотские шаманы, поев предварительно мухоморов. Ногтями Каплу в кровь расцарапал свою грудь, и алая кровь пропитала белую, перепачканную землей, галабию.
Щеки покрылись пунцовыми болезненными пятнами. Шаман рвал хлопковые цветы и бесцельно бросал их на землю. Его большой картошкообразный нос от слез еще больше почернел и опух. Глаза налились кровью. Губы дрожали. Руки рисовали в воздухе непонятные узоры.
