Я не нелюдь какой-нибудь. Меня можно отвлечь хорошеньким личиком или телом – как любого более-менее молодого мужчину. Линда Рэндалл играла эту роль чертовски здорово. Но я не люблю, когда меня держат за дурачка.
Ну, мисс Секс-Богиня. Что вы от меня скрываете?
Я прокашлялся и как мог равнодушнее спросил:
– Так когда вы в последний раз разговаривали с Дженнифер Стентон, мисс Рэндалл?
Она посмотрела на меня, прищурившись. Кем бы она ни была, только не дурой. Она понимала, что я вижу ее насквозь при всем ее притворстве. От флиртующих интонаций не осталось и следа.
– Вы коп? – спросила она.
Я мотнул головой.
– Даю клятву бойскаута, нет. Я просто пытаюсь выяснить, что с ней произошло.
– Блин, – негромко произнесла она. Потом щелчком кинула окурок на бетон и выпустила большой клуб дыма.
– Послушайте. Я скажу вам кое-что, но, если рядом окажется коп, мы с вами незнакомы. Усекли?
Я кивнул.
– Я говорила с Джен в среду вечером. Она мне позвонила. У Томми был день рождения. Она предлагала собраться всем втроем, – она покривила рот. – Так сказать, воссоединиться.
Я огляделся по сторонам и пригнулся ближе к окну.
– И вы поехали?
Глаза ее беспокойно забегали словно у кошки, вдруг оказавшейся взаперти в тесной коморке.
– Нет, – сказала она. – Мне нужно было работать. Мне хотелось, но...
– Она не говорила ничего необычного? Ничего такого, чтобы вы заподозрили, что она в опасности?
Она снова мотнула головой.
– Нет, ничего такого. Мы вообще недолго говорили. И почти не встречались с тех пор, как я ушла из «Бархатного Салона».
Я нахмурился.
– Вы не знаете, чем она еще занималась? Не была ли она вовлечена во что-то, что могло навредить ей?
Она покачала головой.
– Нет, нет. Ничего такого. Это не в ее духе. Она была прекрасна. Многие девушки постепенно... черствеют, что ли, мистер Дрезден. Только не она. Она умела как-то заставлять людей ощущать себя другими, лучшими, – она отвернулась. – У меня так никогда не получалось. Все, что я умела – это помочь им разрядиться немного.
– Вы мне ничего больше не можете сказать? Ничего не приходит на память?
Она сжала губы и мотнула головой. Мотнула головой – и тем самым солгала мне. Это я знал наверняка. Она замкнулась, сжалась, но, если бы ей было и правда нечего мне сказать, она бы не пыталась скрыть этого. Она наверняка знала что-то – если только я просто не наступил ей на больное место, как час назад с Бьянкой. В любом случае я не надеялся, что она скажет мне что-то еще.
