Что же до Александра, он ненавидел свои обязанности. Он сухо разговаривал со всеми посетителями, даже если они приносили с собой набитые богатыми подарками сундуки, предназначенные для отправки в сокровищницы Загада.
– Чем я провинился, что приговорен к сидению на этом стуле? – Воскликнул он на третий день, перед тем как перед ожидающей толпой дерзийцев распахнулись двери. Он ежился и ерзал под тяжелой алой мантией, наброшенной ему на плечи. – Если уж мой отец имеет счастье быть Императором, пусть он несет и полагающиеся Императору обязанности. Ну какое мне дело до того, что Дом Горуш присвоил себе три поля Дома Рыжки? Что мне до дочки Хамрашей и ее приданого? Не хотел бы я увидеть у себя в постели эту уродину даже за три ее приданных! Как мне хочется посоветовать им поджечь все полагающиеся ей поля, а саму девицу швырнуть в огонь!
Управляющие принца вздрагивали от его тирад и падали ниц каждый раз, когда наступало время отпирать двери и впускать народ. Но, несмотря на все грубости, высказанные частным порядком, на публике принц был спокойным и вежливым. Он чувствовал, когда ему следует вмешаться и применить власть, а когда лучше предоставить спорщикам разрешать их проблему самостоятельно. Но в большинстве случаев он принимал сторону того, кто приносил больше доходов казне, приводил больше людей и лошадей, или того, чья дочка была красивее. Вполне оправданная позиция, если ты не принадлежишь к слабой стороне и у тебя нет обостренного чувства справедливости. Император должен быть уверен в завтрашнем дне.
Я изо всех сил старался убедить себя, что ничего не изменилось со дня того обеда, но все чаще ловил себя на том, что мои глаза непрестанно ищут в толпе келидского демона. Еще я старался понять, не сказалось ли уже его присутствие на жизни дворца. Дерзийский дворец предоставлял демону массу возможностей, и ни один из эззарианских Ловцов, если таковые еще оставались, не стал бы рисковать охотиться на него здесь. Наверняка, демон появился по нелепому совпадению именно в том месте, где тот, кто знал (и, возможно, последний из тех, кто мог знать), что он на самом деле, был бессилен что-либо сделать с ним. Однако я не замечал в келидце явных следов одержимости. Никакой чрезмерной жестокости. Никаких приступов безумия. Только обаяние и вежливый интерес к происходящему. Почему? Я гнал от себя этот вопрос, но он снова неизменно возвращался.
Ближе к вечеру на четвертый день наши занятия были прерваны неожиданным выходом в город.
