– Итак, уважаемые товарищи! – вовсю актерствовал Артур. – Перерезана алая лента, и первая партия таджикского алюминия хлынет на наш московский простор!
Публика зааплодировала.
И вот он, последний аккорд! Тяжелая дверь с жутким металлическим лязгом отъехала, наконец, в сторону. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь дощатые щели вагона, весело заиграли по его стенам.
На лицо Артура больно было смотреть. Стаканчик с шампанским выпал из его онемевшей руки. Рот открылся, как у выброшенной на берег рыбки.
Вагон был пуст. Девственно чист и пуст. Если, конечно, не считать роскошной цветочной корзины, чьей-то заботливой рукой водруженной прямо в дверном проеме.
– Так, я не понял. Не понял, – действительно ничего не понял Артур. – Что это за фигня?
Хлебников, не отвечая шефу и не веря собственным глазам, метнулся в вагон. Окончательно убедившись в его безоговорочной пустоте, он истошно заорал кому-то вдоль вагонов:
– Проверяй все вагоны!
Артур, готовый, казалось, расплакаться, мешковато уселся на грязную просмоленную шпалу. В руках он держал дурацкую цветочную корзину, издевательски украшенную траурной лентой.
У вагона суетились его люди, железнодорожные служащие, мелькали красные милицейские околыши.
Подскочил запыхавшийся Хлебников.
– Ну?
Хлебников смог лишь развести руками.
– Я тебя, муфлон, спрашиваю? Эт-че такое?
– Все. Все, – едва переводя дух, просипел несчастный Хлебников. – Все выгребли подчистую.
Артура затрясло:
– Я тебя сейчас сам выгребу!
Отвернувшись от всего опостылевшего мира, Артур, вперив бессмысленный взгляд в голубые небеса, машинально вытирал пот со лба уголком траурной ленты.
Солнце уже залило светом все огромное пространство станции «Москва-Сортировочная». И кого-то, в отличие от Артура, оно грело гораздо ласковей. В природе всегда есть место равновесию: если где-то много горя, то в каком-то другом месте обязательно много радости.
Буквально через десяток железнодорожных путей в сторону от злосчастного пустого состава стоял другой, точная копия предыдущего. Отличие ситуации было только в том, что вдоль него быстрыми уверенными шагами шла группа людей во главе с Сашей Беловым, Филом и Космосом. Вслед за ними едва поспевал железнодорожник. Замыкали процессию несколько боевиков из бригады.
В проеме открытого вагона радостно распевал бодрую песенку Пчела:
– Советский цирк умеет делать чудеса, – вопил он, имея на то все основания.
За его спиной тускло поблескивали аккуратные штабеля металлических чушек. Это был алюминий. Тот самый, что поднимет на раз.
