– Не знаю, папа. А может, не надо воспринимать все так трагически?
– Ты не представляешь, на что бы я пошел, чтобы вернуть твое доверие. Может, поможешь мне. Все-таки я твой отец.
– Знаешь, мне очень жаль, что я пришла так поздно. Прости.
– Спасибо, дорогая. Я принимаю твои извинения. Но это еще не все. У меня такое чувство, что я потерял тебя, что у меня нет дочери, а только жиличка.
В его голосе было что-то такое, что я не могла посмотреть ему в глаза. Он говорил даже не со мной, а с самим собой.
– У тебя нет ко мне вообще никаких чувств? – спросил он.
– Есть, ты ошибаешься. Но что толку?
– Что толку? В том, что люди любят друг друга?
– Папа, мы говорим на разных языках. Вот и все.
– Но я хочу тебя послушать, хочу понять твой язык.
– Ну что ж. Мы гуляли с парнем, которого я люблю. Его зовут Бенни. Он защитил меня от одного негодяя, который наговорил мне гадостей. Они подрались, и я должна была помочь Бенни.
– Это правильно. Видимо, приличный молодой человек. Мне это нравится, Хелен. Я резко встала с кровати.
– Ты говоришь так, потому что хочешь понять меня, но не можешь. Если бы ты увидел его, то решил бы, что он совершенно сумасшедший. Он играет на трубе, а ты ненавидишь трубу. Он поет американский джаз, а ты ненавидишь американцев, а особенно негров. Ты как-то сам говорил об этом. Неужели ты не видишь, что все, что тебе не нравится, меня восхищает или, по крайней мере, не раздражает? И давай не будем больше об этом.
– Я уже стар, чтобы переучиваться, – ответил он. И снова мне пришлось отвести глаза. Все казалось слишком простым.
– Не сердись, папа. Но сейчас все обстоит именно так. Может, со временем что-нибудь изменится.
Он медленно встал, собрался выйти, но в последний момент остановился у двери.
– Я скажу маме, что ты пришла в половине первого.
– Спасибо, папа. Он еще помолчал.
– Значит, у нас может быть хотя бы один общий секрет?
– Да.
– Спокойной ночи, Хелен.
– Спокойной ночи.
