– Значит, ты еще злишься?
– Да не злюсь я на тебя. Успокойся. – Он обхватил голову ладонями. – Что за паскудство! – Он покачал головой. – Есть вещи, которые кажутся ошибкой, когда один… – Он никак не мог подобрать слова. – Весь мир – ошибка, Микеле.
Он встал, потянулся и пошел к выходу:
– Спи. Я должен вернуться к ним.
– Папа, скажи мне одну вещь.
Он бросил сигарету в окно.
– Какую?
– Зачем вы его посадили в яму? Я никак не пойму.
Он взялся за ручку двери, я думал, что он не ответит мне, но он сказал:
– Тебе очень хочется уехать из Акуа Траверсе?
– Очень.
– Скоро мы все уедем в город.
– А куда?
– На Север. Ты доволен?
Я согласно кивнул.
Он вернулся ко мне и посмотрел мне в глаза. От него пахло вином.
– Микеле, я сейчас говорю с тобой, как с мужчиной. Слушай внимательно. Если ты туда вернешься, они его убьют. Они поклялись это сделать. Ты не должен туда больше ходить, если не хочешь, чтобы они его застрелили, и если хочешь, чтобы мы уехали отсюда. И не должен больше никогда говорить о нем. Ты понял?
– Понял.
Он поцеловал меня в лоб.
– А сейчас спи и ни о чем не думай. Ты любишь своего отца?
– Да.
– Ты хочешь мне помочь?
– Да.
– Тогда забудь обо всем.
– Хорошо.
– Ну, спи.
Он поцеловал Марию, которая даже не шелохнулась, и вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.
В комнате был беспорядок. Стол был завален бутылками, чашками и грязными тарелками. Мухи ползали по остаткам еды. Сигареты переполняли пепельницы, стулья и кресла стояли как попало. Воняло окурками.
Дверь моей комнаты была полуоткрыта. Старик спал одетым на постели сестры. Одна рука свесилась. Рот открыт. Раз за разом он сгонял муху, бегавшую у него по лицу. Папа растянулся на моей кровати лицом к стене. Мама, скрючившись, спала на диване под стеганым одеялом. Были видны темные волосы, кусочек лба и голая ступня.
Дверь в дом была распахнута настежь. Легкий теплый ветерок листал газету на комоде.
Прокричал петух.
Я открыл холодильник, достал молоко, налил стакан и вышел на крыльцо. Уселся на ступеньку и посмотрел, как встает солнце.
Оно походило на сочный апельсин, завешенный фиолетовой желеобразной кисеей, висящей над горизонтом, но выше, над ней, небо было чистым и темным и еще сияло несколько звезд.
Я выпил молоко, поставил стакан на ступеньку и спустился на дорогу.
Мяч лежал рядом со скамейкой. Я пнул его, и он залетел под машину старика.
Из амбара выскочил Того. Он лаял и скулил одновременно. Увидев меня, он растянулся на земле и пополз ко мне, волоча задние лапы и виляя хвостом.
