Мама подняла меня, отнесла в свою комнату и, закрыв дверь коленом, положила на постель. Я весь дрожал и никак не мог перестать рыдать.
Она крепко обняла меня и повторяла:
– Ничего, ничего. Ничего. Пройдет. Все проходит.
Меня колотило от рыданий, и я не мог отвести взгляда от фотографии падре Пио, пришпиленной к шкафу. Монах смотрел на меня и, казалось, довольно ухмылялся.
В кухне кричали папа, старик и Феличе.
Потом они все вместе вышли, хлопнув дверью.
И вернулся покой.
Голуби гуркали под крышей. Шумел холодильник. Стрекотали цикады. Вентилятор. Это была тишина. Мама с опухшими глазами оделась, продезинфицировала царапину на плече, вымыла меня, вытерла и накрыла простыней. Дала мне съесть персик с сахаром и улеглась рядом. Дала мне руку. И больше ничего не говорила.
У меня не было сил даже пальцем пошевельнуть. Я положил голову ей на живот и закрыл глаза.
Дверь открылась.
– Ну, как он? – голос папы. Он говорил тихо, как если б доктор сказал, что я вот-вот умру.
Мама погладила меня по голове.
– Он сильно ударился головой. Но сейчас спит.
– А ты как себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Правду говоришь?
– Правду. Но чтобы этого больше не было в нашем доме. Если он еще хоть раз прикоснется к Микеле, я убью сначала его, потом тебя.
– Я об этом уже позаботился. А сейчас я должен уйти.
Дверь закрылась.
Мама села на кровати и прошептала мне на ухо:
– Когда ты вырастешь, ты должен уехать отсюда и никогда больше сюда не возвращаться.
Стояла ночь.
Мамы не было. Рядом спала Мария. На комоде тикали часы. Стрелки отливали желтым. Подушка пахла папой. Белая полоска света виднелась под дверью в кухню.
Там ругались.
Слышался голос адвоката Скардаччоне, приехавшего из Рима. Первый раз он появился в нашем доме.
Этим вечером случилось ужасное. Такое ужасное, такое невероятное, что невозможно было даже возмутиться. Меня оставили в покое.
Я не испытывал никакого беспокойства. Я чувствовал себя в безопасности. Мама положила меня в своей комнате и никому не разрешала заходить в нее.
На голове вспухла шишка, и, когда я до нее дотрагивался, было больно, но в остальном я чувствовал себя хорошо. Это мне не очень нравилось. Как только обнаружится, что я не болен, мне придется вернуться в комнату к старику. А мне хотелось остаться в этой постели навсегда. Не выходить больше из этой комнаты, не видеть никогда Сальваторе, Феличе, Филиппо, никого.
Я слышал голоса из кухни. Старик, адвокат, брадобрей, отец Черепа, папа ругались из-за какого-то телефонного звонка и того, что нужно было сказать.
