Я не боюсь | страница 50



– «Ты никогда не меняешься, никогда не меняешься, никогда не меняешься…» – выводил он фальцетом в унисон с радио.

Затем остановился и продолжил грубым голосом:

– «Ты была моей вчера, и сегодня ты моя. Моя навеки. Ты – мое волнение».

И снова женским голосом:

– «А сейчас наконец-то ты можешь в этом убедиться. Зови меня мучением. Вот она я – твоя».

Он ткнул пальцем в пространство.

– «Ты словно ветер, несущий звук скрипок и запах роз».

– «Слова, слова, слова…»

– «Слушай меня».

– «Слова, слова, слова…»

– «Я прошу тебя».

Классно он это делал. Пел один за двоих. За мужчину и за женщину. Когда пел за мужчину, голос его грубел.

– «Слова, слова, слова…»

– «Клянусь тебе».

На этих словах он упал на землю, прямо в пыль, и начал извиваться. Поднял одну руку, другую, дал себе пощечину, продолжая петь на два голоса.

– «Слова, слова, слова, слова, слова, одни только слова между нами».

Я повернулся и побежал прочь.


В Акуа Траверсе играли в «раз-два-три, замри!». Череп, Барбара и Ремо стояли, замерев под солнцем, в странных позах.

Сальваторе, лицом к стене, крикнул:

– Раз, два, три, замри-и-и! – повернулся и увидел Черепа.

Череп всегда мухлевал. Вместо того чтобы делать три шага, делал пятнадцать, а когда попадался, то начинал спорить. Ты говорил ему, что все видел, а он тебя даже не слушал. Для него все в этом мире было мошенничеством. Он мог себе позволить такое, другие – нет. И если ты ему говорил что-нибудь, что было не по его, он начинал беситься. Так или иначе, но он всегда выигрывал.


Я проехал между домами, медленно крутя педали. Я был усталым и раздосадованным. Мне не удалось рассказать Филиппо о его маме.

Папин грузовик был припаркован у самого дома, рядом стоял серый мастодонт старика.

Я был голоден, ускакал из дома не позавтракав.

Череп подошел ко мне:

– Куда ты запропастился?

– Прокатился немного.

– Гуляешь в одиночку? Куда ездишь? – Ему не нравилось, когда делалось что-то без него.

– К сухому руслу.

Он уставился на меня с подозрением.

– И чего там делаешь?

Я пожал плечами:

– Ничего. На дереве сижу.

Он скривился, словно съел кислое яблоко.

Подбежал Того и стал кусать колесо моего велосипеда.

Череп пнул его:

– Пшел вон, псина! Еще прокусишь шину своими дерьмовыми зубами.

Того отскочил, подбежал к Барбаре, сидевшей на парапете, и вскочил ей на руки. Барбара кивнула мне. Я ответил взмахом руки.

Череп наблюдал за сценой:

– Ты что, стал дружком толстухи?

– Нет. С чего ты…

Он смотрел на меня, желая убедиться, что я сказал правду.