Я не боюсь | страница 32
Я вернулся домой точно к обеду.
– Скорее иди мой руки, – сказал папа.
Он сидел за столом рядом с сестрой.
Все ждали, когда мама откинет макароны.
Я сбегал в ванную, вымыл руки с мылом и уселся за стол именно в тот момент, когда мама раскладывала макароны по тарелкам.
Кастрюля с макаронами была без яблок. Я посмотрел на посуду, сохнущую в мойке, но и там ее не увидел. Должно быть, стоит в буфете.
– Через пару дней к нам приедет один человек, – сказал папа с полным ртом. – Вы должны вести себя хорошо. Никаких капризов и криков. Не выставляйте меня дураком.
Я спросил:
– Кто этот человек?
Он налил себе вина.
– Мой друг.
– Как его зовут?
– Серджо.
– Серджо! – воскликнула Мария. – Какое смешное имя.
Впервые кто-то собирался к нам приехать.
Иногда на Рождество приезжали дяди и тети, но никогда не оставались на ночь. Негде было. Я спросил:
– Надолго он приедет?
Папа вновь наполнил стакан.
– Не очень.
Мама поставила передо мной тарелку с куском мяса.
Была среда – день, когда готовили мясо.
У меня и моей сестры оно вызывало отвращение. Я, прилагая огромные усилия, проглатывал твердую пресную подошву, а моя сестра не могла. Мария могла жевать ее часами, пока мясо не превращалось в белый волокнистый окатыш, раздувавший щеку. И, когда оно достигало такого состояния, она приклеивала его снизу стола. Там оно и тухло. Мама недоумевала:
– Откуда эта вонь? Что это пахнет?
До тех пор, пока однажды не выдвинула ящик с вилками и ложками и не обнаружила эти ужасные лепешки.
Так фокус и открылся.
Мария начала жаловаться:
– Я не хочу мяса! Мне не нравится! Мама рассердилась:
– Мария, ешь!
– Не могу. У меня разболелась голова, – сказала моя сестра, словно ей предложили яду.
Мама дала ей подзатыльник, и та захныкала. Сейчас погонит ее в постель, подумал я. Но папа взял тарелку и, глядя маме в глаза, сказал:
– Оставь ее в покое, Тереза. Не будет она есть. Успокойся. Убери.
После обеда мои родители легли отдохнуть. Дом был раскален, словно печка, но им все равно удалось уснуть.
Это был удачный момент для поиска кастрюли. Я открыл буфет и стал перебирать посуду. Кастрюлька отсутствовала. Я посмотрел в ящике, где хранились вещи, которыми редко пользовались. И там ее не было. Я вышел на улицу и заглянул за дом, где находилась большая мойка, огород и веревки с сохнущими тряпками. Иногда мама мыла посуду здесь и оставляла ее сохнуть на солнце.
Никаких следов кастрюли в яблоках. Испарилась.
Мы сидели под перголой и в ожидании, когда солнце опустится пониже и можно будет играть в футбол, соревновались в том, кто дальше плюнет, когда я увидел отца, спускающегося по лестнице в выходных брюках и чистой рубашке. В руках у него была синяя сумка, до этого я ее никогда не видел.