Я увидел, что Хрипков и Гречишкин стоят в стороне и очень серьезно о чем-то говорят. Встретив мой взгляд, Хрипков позвал меня пальцем к себе. Мы с Осиповым подошли.
Хрипков убежденно говорил в это время Гречишкину:
- Василий Константинович, ты - замечательный боевой летчик, герой, отличный летчик-испытатель, уважаемый в эскадрилье человек... Ты, по-моему, видишь, что наш командир, наш Владимир Ефремович допускает сейчас ошибку, которая может привести к тяжелому летному происшествию... Так я, Василий Константинович, говорю? Ведь сейчас в высшей степени погода нелетная, погода в высшей степени опасная...
- Так, Михалыч, так... Но только, дорогой, ты в самом начале нехорошо сказал... - улыбнулся Гречишкин, слегка стуча своим полусогнутым указательным пальцем в грудь Хрипкова.
- Не скромничай! Не надо скромничать, когда есть заслуги, Василий Константинович! - и серьезно продолжил: - Нужно тебе сейчас, не медля ни секунды, идти к Ли-два и говорить с Голофастовым. Говорить о прекращении полета. Это нужно. Понял меня, Василий Константинович?
- Понял, Михалыч, - ответил Гречишкин и быстро зашагал по той же узенькой снежной тропинке, по которой только что прошли к самолету Давыдов с Завьяловым.
- Да скажи ему, что это мнение летного состава эскадрильи! - бросил Гречишкину вдогонку Осипов.
- Скажу, Геннадий Фоккович!
- Послушается ли? - спросил Хрипкова и Осипова я.
- Бог его знает... Человек он напористый, - проговорил Хрипков. Понадеется на свою технику пилотирования, а Ли-два этот, обледенев, рухнет на землю... Ведь сколько мы с Володей Вишенковым и Мишей Голубчиком, моими фронтовыми летчиком и стрелком-радистом, летали в плохую погоду на Пе-два на разведку, - продолжал на одном вдохе говорить Хрипков, - а в такую сволочную погоду и мы не летали. Так я говорю, Бондаренко?
- Так, Михалыч. Летать сегодня нельзя. А потом я тебе скажу по секрету: Ли-два - это не такой уж благоустроенный для интенсивного обледенения самолет...
Мы разговаривали и смотрели на стоянку самолетов, на Ли-2 Козлова.
Долго еще, когда поднялся в фюзеляж Гречишкин, работали на малом газу его моторы.
Но вот, наконец, правый, а вслед за ним и левый винты остановились. Из фюзеляжа по сварной лесенке один за другим сошли на землю наши товарищи полет был командиром отменен.
А снег все шел и шел...
И мне подумалось в эти минуты: "Существует, к сожалению, и не может еще не существовать в пятидесятом году для авиатора погода нелетная. И ничего не поделаешь. С нею нужно пока считаться..."
