НО, РАЗУМЕЕТСЯ, ФАМИЛИЮ НА ФРОНТОНЕ ПРИДЕТСЯ СМЕНИТЬ: ШИШКИН.
Круглое лицо мальчика-индийца с глазами, полными страха и решимости этот страх преодолеть, было обращено к красной круглой луне. Во всем Мертвом городе, кроме них двоих, никого сейчас не было. Мальчик достал из-за пазухи что-то завернутое в тряпку, развернул, и страх и решимость в его взгляде сменились ненавистью. Это был эфес Новиковой шашки, сломанной в поединке с князем Ахмад Саид-ханом, отцом этого мальчика.
Орден Боевого Красного Знамени кроваво расплывался в неверном лунном свете.
Мальчик бросил эфес в яму, зажег воткнутую в землю благовонную палочку, встал на колени, сложил ладони у подбородка и заговорил высоким и дрожащим детским голоском:
- О, айсуры!
Приведите сюда того, кто убил моего отца! Я отрежу ему уши! Я выколю ему глаза! Я отрублю ему голову! Я вырву его сердце!
Глава вторая
Коромандельский берег.
Точная дата не установлена.
Только спустя несколько месяцев после смерти Владимира Ильича Иван нашел наших.
Красноармейский лагерь - палатки и шалаши - расположилс частью прямо на берегу Бенгальского залива, частью в джунглях.
Лошадь шла шагом. Иван смотрел по сторонам удивленно и радостно, как бывает, когда возвращаешься к родным после долгой отлучки.
Ивана не узнавали, но и он пока не мог никого узнать. На песчаном пляже красноармейцы играли в какую-то странную игру, пиная ногами резиновый шар и бегая за ним кучей.
- Овсай! - кричал один непонятное слово.
- А я говорю - корнер!
- возражал другой еще более непонятно.
Иван привязал лошадь к пальме и направился к большой штабной палатке. Мимо шел красноармеец в буденовке, но босой, и вместо галифе на нем была длинна голубая шелковая юбка. Оттопырив мизинец, красноармеец кушал банан, покачива при ходьбе бедрами. Иван узнал его и окликнул:
- Фомин!
Тот тоже узнал комдива.
- Чего, Иван Васильевич? - удивленно спросил он.
- Ты чего это вырядился?
- Обносились, Иван Васильевич, надо же в чем-то ходить, - обиженно ответил Фомин и пошел, вихляя задницей, дальше.
Иван озадаченно смотрел ему вслед, решительно ничего не понимая. И вдруг кто-то чуть не сбил его с ног. Это был Брускин.
- Григорь Наумыч! - обрадованно воскликнул Новик и развел руки для крепкого мужского объятия.
- Добрый день, товарищ Новиков, - поприветствовал его Брускин так, будто они вчера расстались.
Руки у Ивана опустились.
- Постойте, постойте, Иван Васильевич... - Брускин наморщил лоб, вспоминая. - Ведь вы из Москвы?
