- Но скоро обязательно победит.
- А как же - свободен? - недоумевал Иван.
- За вас ходатайствовал один человек.
Брускин загадочно улыбнулся. Иван в ответ улыбнулс недоверчиво.
- Разве ж есть такой человек, кого бы Лапиньш послушался?
- Есть.
- Кто ж такой, не знаю...
- Владимир...
Ильич... Ленин...
- Не бреши! - Новиков глянул строго.
Брускин посмотрел искренне и серьезно.
- Честное большевистское!
И Новиков вскочил, подошел к комиссару почти вплотную и зашептал в лицо:
- Как он сказал?
- Передайте мой революционный привет товарищу Новикову, - процитировал Брускин.
Новиков быстро отошел к оконцу, глубоко затянулся, выпуская дым.
- Мы идем на Индию! - задохнувшись от волнения, сообщил Брускин.
- На Индию так на Индию, хоть к черту на рога, - согласился Иван.
- Ур-ра!! Ур-ра!! Ур-ра!! - разнеслось по округе: корпус приветствовал известие о новом походе.
Новиков выскочил во двор, расправил с хрустом плечи, вдохнул полными легкими свежего весеннего воздуха и сжал зубы и кулаки, не зная, куда девать свою радостную беспредельную силу.
Мимо скакала на белой кобыле Наталья.
- Наталья! - взревел, раздувая ноздри, Новиков.
Наталья осадила лошадь так, что та встала на дыбки и заржала. Наталья улыбалась во весь рот и звонко прокричала:
- Эй, условно расстрелянный! На Индию пойдем?
...Эра стояла откинувшись, прислонясь спиной к наклоненной пальме. Шурка навалился на нее и целовал.
- Не надо, - просила Эра, громко и прерывисто дыша, и прижимала к себе Шурку крепче.
Глаза ее были закрыты, а Шуркины, наоборот, широко открыты. В стеклах его очков отражался огонь костра. Оттуда доносилась дружная и озорная песня:
Когда же помрешь ты, милый мой дедочек?
Ой, когда помрешь ты, сизый голубочек?
Во середу, бабка, во середу, Любка,
Во середу, ты моя сизая голубка.
- Не на-адо...
- страстно шептала Эра.
- Хорошо, - охотно согласился Шурка и с усилием высвободился из объятия.
На кого оставишь, милый мой дедочек?
На кого оставишь, сизый голубочек?
На деверя, бабка, на деверя, Любка,
На деверя, ты моя сизая голубка!
- Знаешь, я сейчас смотрю - и вижу их, - глядя на костер, сказал Шурка.
- Кого?
- Наших. Может быть, они вот так же сидели здесь у костра и пели... Может быть, даже эту самую песню.
Эра громко вздохнула, открыла глаза и выпрямилась. Во взгляде ее на Шурку была досада и даже раздражение.
- У тебя маниакально-депрессивное состояние, ты не находишь?
Шурка не обиделся, он, кажется, даже не услышал.
