– Буде врать, – одернул его Федор. – Кабы цену дали, и ты бы отдал, да просишь безбожно, за то не берут.
– Цена по товару, и товар по цене, – ответил Снякин.
– Какая ж твоя последняя цена? – сурово спросил Федор.
– Строг ты, купец! Весь в покойного батьку! Наша цена – как первая, так и последняя, – ответил с достоинством Снякин, – полтораста рублев, и уздечка твоя, да и все четыре подковы бери в придачу, – лихо добавил он.
– А на каждой по восемь дыр, да в каждой дыре по гвоздю, да по три шипа на каждой подкове прикинь – то и сходно! – подхватил второй казак.
– Пустобрехи, право! – усмехнулся Емельянов. – Сто с четвертью получай да вина полведра – вот тебе красная цена. Попусту врать не люблю. Любо – бери, нелюбо – уходи. Назад не покличу: обычай таков у меня!..
– Не купецкий обычай! Купцу о цене рядиться – что мед пить! – сказал казак. – Ставь ведро да бери жеребца – деньги надобны… – заключил он, сдаваясь.
Емельянов один на двуколке подъехал к дворянскому дому и пешком прошел по двору Ордина-Нащекина. Дворянин без спеси, по-дружески встретил его у дверей и провел в просторный, богатый покой, стены которого были необычно украшены саблями, кинжалами, секирами разной иноземной и русской работы. В двух железных кольцах, свисавших с потолка, качались два ярких попугая. Большое веницейское зеркало[31] в узорной серебряной рамп торжественно сияло в простенке между окон, чудесно повторяя образы всех вещей, а напротив ковер во всю стену с удивительно вытканной картиной, изображавшей Авраама[32] и странников у шатра, ласкал взор нежными красками. В углу перед кивотом горела лампада, сверкавшая искрящимися хрустальными гранями в золотой оправе. Все эти необычайные вещи способны были привести в удивление не только Емельянова, но многих из знатных дворян, чьи дома почти не отличались от простонародных. С любопытством взглянул Емельянов исподлобья на эти диковины.
– Помнишь, в свайку играли бывало. Сыграем нынче в шахмат, – просто предложил дворянин, расставляя на доске медные фигуры.
– Не тем голова занята, Афанас Лаврентьевич. Я по страдному делу к тебе, – сказал Федор.
– Ну, сказывай. Чем могу, пособлю… Да садись ты, садись!.. Эй, Сергунька! – позвал дворянин.
В комнату пошел молодой слуга, провожавший Ордина-Нащекина поутру к обедне.
– Дай зеленого по стакану, что немец привез из Риги, – приказал хозяин.
– Там коня привели, Афанасий Лаврентьевич, – сказал слуга.
– Какого коня? – удивился Ордин-Нащекин.
