Глава двадцать пятая. Клавдия Нестеренко, необразованная рабочая, едва умеющая писать, протирала мокрой тряпкой бронзовую фигуру рабочего с огромным пистолетом в руке. Эскалаторы были остановлены, зал был совершенно пустым. Клавдия поправила волосы и бросила в ведро мокрую тряпку. Спускаясь по лестнице, она посмотрела в зал, и увидела высокую, худую женщину в черной одежде и черных ботинках со шнуровкой на каблуке. - Гражданка! - окликнула Клавдия. - Метро закрыто! Немедленно покиньте зал! Однако на возглас женщина не обернулась. Тогда Клавдия, в ведении которой находились и эти тяжелые, неуклюжие фигуры, и лестница, и ведро с тряпкой, вытянула вперед руки и приготовилась оскорблять. И в ту секунду, когда слова были уже готовы сорваться со злого женского языка, незнакомка, уже почти шагнувшая на ступень неподвижного эскалатора, вдруг исчезла. И пережила товарищ Нестеренко такое же неожиданное и трудно объяснимое словами чувство потери, подобное тому, какое пережила она прошлым летом в деревне, когда погас колхозный кинопроектор и на экране, где только что двигались люди с саблями, возникла кромешная тьма. Ошеломленная таким разворотом событий двинулась она к эскалатору и, посмотрев вверх, увидела на другом конце узкую черную спину, готовую исчезнуть под куполом павильона.
Глава двадцать шестая. Куранты на Спасской башне отбили для многих долгожданную полночь. Сменился караул у Мавзолея. Сменились посты МГБ. Над каменной брусчаткой двигались тихие струйки январской поземки. Гигантская полная луна освещала застывших солдат караула и редких прохожих, пересекающих площадь. По каменным ступенькам Мавзолея с правой и левой стороны с интервалом в несколько минут поднимались на трибуну капища дико одетые существа. Солдат караула видел одного из этих людей. На человеке этом было надето рваное пальто. Он был без шапки, густые вьющиеся кольцами волосы обсыпаны снегом, и что наиболее сильно впечатлило солдата так это то, что мужчина был совершенно босым. Босой двигался по диагонали, так что второй караульный видеть его не мог. Метров за двадцать от входа в главную могилу страны босой человек прямо на глазах часового исчез, то есть превратился в воздух, будто его и не было. Сам часовой, простой парнишка из глухого сибирского села, сразу же подумал о ведьмах и оборотнях и, не смотря на то, что он был комсомольцем и совсем не верил во всю эту потустороннюю гадость, тем не менее, он стал молиться своими словами и теми, которые слышал в детстве от древней выжившей из ума прабабки. Он молился, путая род и местоимение, и чем активнее были его самодельные молитвы, тем больше раскалялся штык карабина, который он держал перед собой. "Слова могут расплавить металл", - подумал часовой. Но вот штык начинает темнеть, а слова молитвы звучат внутри его сознания все глуше и глуше, пока не превращаются в некоторый бессвязный шепот, похожий на громкое журчание воды.
