Глава двадцать четвертая. Даже в самые трудные времена Красная площадь была самым доступным местом Москвы. Вызванные на ковер директора оборонительных заводов и простые рабочие, уставшие от изнурительного труда, мужчины и женщины, все кого не обманывал зов сердца, в любое время дня и ночи могли прийти на площадь и постоять у каменного мавзолея. Круглосуточно дежурившие сотрудники МГБ внимательно следили за тем, что бы поклонение вождю мирового пролетариата было недолгим. Если гражданин находился вблизи первого охраняемого объекта страны больше десяти минут, то к нему могли подойти сотрудники в штатском и отвести человека в специальное помещение для выяснения личности и намерений. Для охраны площади ночь с 12 на 13 была обычным холодным днем тревожного года, ничем не отличавшийся от многих и многих таких же дней, бесконечной чередой бежавших следом за отступающими армиями. И, тем не менее, мы должны со всеми тщательными подробностями остановиться именно на этом дне и рассказать о тех событиях, которые произошли. На шестнадцатом этаже гостиницы Москва находилось кафе, работающих до двух часов ночи. Медленный лифт поднимал прикрепленных гостей. Там, на шестнадцатом, почти до утреннего часу подавали чай и бутерброды с колбасой, сделанной из неизвестного вещества. Там же имелась яичница и маленькие пирожки с капустой, похожие на большие каштаны. Алексей Иванович Кулаков имел должность главного инженера на крупном военном заводе, эвакуированном в Новосибирск в самом начале войны. Он жил один в двухкомнатном номере с ванной, телефоном и видом на Красную площадь. В гостиницу он вернулся около двенадцати ночи. Прослушав по радио мрачную информацию с фронтов, он выпил стакан воды и закурил папиросу. Хотелось есть. Отодвинув штору, Алексей Иванович увидел лежавший на газете ломоть черного хлеба и похожий на айсберг кусок сахара. Выйдя в коридор, он обратился к дежурной, которая и отправила его на шестнадцатый этаж. Там он перекусил, затем достал папиросу и вышел на балкон. Алексей Иванович кутался в пальто с барашковым воротником и рассматривал перспективу города. Из-за сильного затемнения казалось, будто весь город вырезан из черной бумаги и только яркий свет звезд, падающий на бесконечный дым работающих предприятий поднимал над далеким горизонтом темно-синий занавес какого-то фантастического спектакля. Редкие, холодные снежинки опускались на лицо и руки Алексея Ивановича, затянутые в желтые кожаные перчатки. Подойдя к самому краю балкона, он посмотрел вниз и увидел высокую, ссутулившуюся фигуру, пересекавшую по диагонали Манежную площадь. В небе над городом висели продолговатые сигары аэростатов. Зенитные прожектора, несмотря на отсутствие тревоги, время от времени для очистки совести пересекали небесный свод. Человек, переходивший по диагонали Манежную площадь, все время находился в поле зрения Алексея Ивановича, он буквально следил за ним точно так же, как смотрит мощный прожектор за ускользающим крестом мессершмита. И вдруг, вдруг этот человек исчез, до ближайшего угла было, по крайней мере, метров сто пятьдесят, но человека уже не было, не было и все, он прямо-таки растворился в серебристой московской метели, пропал прямо в сердце великой Родины, будто вовсе его и не существовало. Алексей Иванович выронил папиросу и она полетела вниз, мигая красною точкой. "Что со мной происходит? Только что я видел идущего человека, и вот уже его нет", - подумал Алексей Иванович, проводя рукой по лицу. Но вот потерянный из виду снова возник, теперь уже на брусчатке Красной площади, толстым шарфом протянутой в сторону Манежной. Расстояние в двести метров он перелетел по воздуху. "Как такое может быть?" - бормотал себе под нос Алексей Иванович. -" Но этому есть объяснение, не может быть, что бы этому не было объяснения. Скорее всего, я просто уснул, а когда проснулся, то снова увидел его". Но было это объяснение неправдоподобным, так как знал Алексей Иванович, что не было никакого сна, а был неизвестный, перемещавшийся по Манежной загадочным образом. Уже лежа в постели, Алексей Иванович пытался найти хотя бы какое-то объяснение этому событию и найти его не мог.
