И из этой мясорубки с честью могли выйти лишь четыре рыцаря. Вот их имена: Жан де Шатовийяр, Анри д'Эрсиньи, Жан де Пари и Ламбер де Туази. Известно, что их допрашивали 9 и 15 ноября, допрашивали с пристрастьем. Но ни один из рыцарей так и не произнес признания. Именно эта четверка и показала своим мучителям, что такое настоящий рыцарь Храма. Эти люди смогли одержать первую победу над сворой королевских законников. Такое мужество внесло смятение в ряды инквизиторов.
Так, в составе суда находился старый знакомый Гийома де Ногае Бернар Ги. После первого допроса, который состоялся 9 ноября, Бернар пришел к Ногаре, молча сел в кресло и долго смотрел в одну точку, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.
Ногаре ни разу не видел ещё своего друга в таком состоянии. Часы, проведенные в подвале, подействовали на члена инквизиторского суда крайне удручающе. Это Бернару Ги принадлежали слова, что если внешние доказательства вины были недостаточно ясны, то душа инквизитора должна страшно мучиться. Наверное, Бернар и испытывал сейчас подобную душевную муку. Самая жестокая и продолжительная пытка так и не смогла выбить ни одного слова.
И, действительно, Бернара Ги, маленького, толстенького человечка, получившего хорошее юридическое и богословское образование, мучила совесть. Он жесточайшим образом наказал сегодня человека, заставив его терпеть боль, которую мог вынести только святой, а в результате подозреваемый так и не был, несмотря на все старания инквизиции, уличен в ереси. Получалось, что преступник не Тамплиер, а сам инквизитор, раз Господь столь явно дал понять сегодня, что этот несчастный вполне может быть причислен к лику святых, раз смог выдержать все пытки и пройти вслед за великомучениками их тернистыми тропами. В этой ситуации инквизитор сам становился еретиком и, следовательно, бросал вызов Богу. Бертран страдал ещё сильнее от осознания собственного бессилия и охвативших его душу сомнений. Он знал по опыту, какой ловкостью обладают закоренелые еретики, которые благодаря своей хитрости ускользали к великому вреду веры от заслуженного наказания. Успех в подобных случаях делал еретиков более смелыми и в то же время более опытными, а миряне возмущались бессилием инквизиции: ведь над ней ловко надсмеялись; над ней, которой толпа приписывала такое всеведение, над ней, от которой не мог ускользнуть ни один еретик! Отсюда ясно, что открытие виновных затрагивало инквизиторское самолюбие, и оно, самолюбие это сейчас невыносимо страдало, страдало так, будто самому Бертрану, а не Тамплиеру, выворачивали суставы на дыбе. Поэтому он продолжал сидеть, тупо смотреть в угол и раскачиваться из стороны в сторону.
