Гийом де Ногаре уже давно вскочил с постели и ходил, не замечая того, из угла в угол. От былой усталости у него не осталось и следа. План был настолько грандиозен, а будущее рисовалось в таких ослепительно ярких тонах, что казалось, будто его, Гийома, собственная душа готова вот-вот вырваться из мерзкой телесной оболочки, дабы воспарить, наконец, навстречу Светлому Богу в чертоги "небесного Иерусалима".
Неожиданно сладостные грезы Ногаре были прерваны громким стуком в дверь. Гийом застыл посреди комнаты, боясь, что в порыве страсти он мог вслух высказать то, о чем не осмеливался вплоть до этого момента признаться самому себе.
После приглашения войти на пороге появился слуга.
- В чем дело? - резко осведомился королевский легат.
Слуга был бледен и от волнения переступал с ноги на ногу. Вся его жалкая и нерешительная фигура говорила о том, что весть, которую он принес, не принадлежит к разряду приятных.
Говори! - повторил свое приказание Ногаре.
Король!
Что король!
Он у Тамплиеров!
Как!
Во время бунта рыцари предложили ему свой замок в качестве убежища.
Начинающий было разгораться факел Смерти, вдруг стал гаснуть, превращаясь на глазах в безобидную головешку.
VI
ТАЙНА МОНСЕГЮРА
Когда Гийом де Ногаре увидел, что толпа на дворцовой площади неожиданно схлынула, что и позволило ему столь кощунственно лишить одного из христиан его головы, то тайный еретик тогда и предположить не мог, по какой причине произошел внезапный отлив людского моря.
Как мы уже знаем, королевский легат торопился на сборище катаров, поэтому он и не стал справляться о причинах столь странного и необычного поведения взбунтовавшейся толпы. А зря. Проследуй Ногаре вслед за людскими потоками хотя бы несколько кварталов, он бы без труда сделал небольшое, но весьма примечательное открытие, суть которого заключалось в том, что людскими массами этими, взбунтовавшимися против собственного короля, кто-то очень умело управлял. Но у катара не было на подобные открытия времени и поэтому в слепой злобе к рыцарям Храма и ко всему христианскому миру Ногаре и невдомек было предположить, что Тамплиеры даже в истории его собственной ереси сыграли весьма важную роль.
Людское море хлынуло к Тамплю, и сейчас общая сцена, которая разыгралась на улицах Парижа, уже начала напоминать то, что случилось лет за 70 до описываемых событий во время героической осады последней крепости альбигойцев Монсегюр.
Ересь катаров ещё во время пресловутого крестового похода начала обрастать легендами, и одна из этих легенд говорила о неком сокровище, которое и хранилось в осажденном Монсегюре. Феодалам севера было известно, что еретики обладают несметными богатствами. Альбигойская вера запрещала еретикам носить оружие, однако катары, оправившись от шока, который поразил буквально всех после первых массовых сожжений безоружных людей в кострах инквизиции, нашли средства, чтобы нанять для защиты своих городов хорошо обученных и прекрасно вооруженных наемников, запросивших, между прочим, немалые деньги за свои услуги. Впрочем, происхождение подобных средств на оборону можно было объяснить щедрыми пожертвованиями богатых феодалов, которые также считались членами альбигойской ереси.
