Внимательно рассматривая восточный орнамент своего полога, королевский легат медленно погружался в состояние сладостных воспоминаний. Он ясно увидел картины недавнего прошлого, когда ему пришлось арестовать по приказу короля самого папу римского. Старик был так напуган, что даже не сразу понял, в чем дело. Ох! Какая это была сладостная минута! Многие братья отдали бы собственную жизнь лишь для того, чтобы отвесить пощечину тому, кто считался наместником Бога на земле. За всех замученных, невинно убиенных, за всех сожженных и за тех детей, которые своими телами помогали гореть своим же родителям. Какой триумф! Какая победа! Именно пощечина! Разве заслуживает жаба чего-то еще? И это он, Гийом де Ногаре, мог сделать такое! Он! И никто другой. Он - "совершенный" из "совершенных".
Ногаре вспомнил, как он занес уже было руку, чтобы самому отвесить пощечину понтифику, но потом словно опомнился и приказал сделать это Скьярра Колонна, которого Бонифаций всячески притеснял до этого. В противном случае у короля могли возникнуть серьезные подозрения относительно того, в кого на самом деле верит его преданный легат.
Как "совершенный" Ногаре обязан был носить белый поясок под мирской одеждой. Он не снимал его даже тогда, когда участвовал в оргиях и совокуплялся иногда по трое с одной какой-нибудь миловидной девушкой. Наверное, ударить по щеке самого папу римского это все равно, что испытать бурное извержение семени во время общего собрания. Ногаре вспомнил, что сразу после ареста папы, он долго не мог заснуть от переполнявших его чувств. К тому же все время ждали готовящейся контр атаки. Сон свалили королевского слугу совершенно неожиданно, прямо за столом, во время трапезы. Рассказывали, что он так и упал лицом в тарелку и чуть не задохнулся. Слуги во время откинули его назад на спинку кресла и вытерли лицо от остатков горячей пищи. Но зато каким сладостным было это мимолетное видение, которое и сном-то назвать было трудно. В то мгновение, которое длилось с момента полного помутнения сознания и до того, как лицо обожгло что-то горячее, явственно представилось Ногаре, что он чудесным образом оказался в лесу. Лес был огромный. Деревья уходили под самые небеса, ветвей почти не было, и солнце, как в сосновом бору, ярко освещало поляну. Лучи его легли на кору деревьев, придав им необычный красно-белый оттенок. Такое сочетание цветов не мог, пожалуй, передать ни один из ныне живущих живописцев. Солнечные блики, голубое небо и красно-белый оттенок на светло-коричневом фоне сосновой коры. И тут королевского легата и тайного альбигойца поразила ужасная и радостно-богохульная догадка: это и не деревья вовсе, а мужские фаллы, каждый из которых обильно залит спермой и кровью. Вот он истинный вид мира Божьего, вот оно истинное обличье той вселенной, которую создал их хваленый Бог.
