- Увы, Сир, я явился к Вам с плохой новостью, - осмелился произнести Мариньи и тем самым вывел короля из опасного забытья.
А разве есть новость хуже, чем та, с которой прево осмелился прервать мой ужин? - произнес Филипп и поставил тяжелый меч на прежнее место.
Есть, Сир. - с облегчением выдохнул Мариньи.
Говори. Я слушаю.
Бунтовщики сильнее нас, сильнее королевской гвардии. В любую минуту они могут ворваться во дворец.
Филипп пристально смотрел на своего камердинера, но не видел его сейчас. Перед его взором вновь предстали видения. Это было поле боя. Король ясно узрел величественную фигуру своего знаменитого деда в безнадежной битве при Мансуре. Дед был бледен, измучен дизентерией до такой степени, что вынужден был вырезать сзади штаны, дабы не терять времени в битве. Коричневая жижа не переставая стекала по исхудалым ляжкам будущего святого. Филиппу даже показалось, что в нос ударил сильный запах испражнений. Увидел Филипп и графа де Суассона, который не переставая размахивать двуручным мечом, и прикрывая спину Людовику, выкрикнул своему товарищу Жуанвилю: "Сударь, пусть вопят эти канальи, но клянусь Господом, мы ещё будем вспоминать об этом дне в дамских комнатах!"
Какое величие! Какое благородство даже в этих испражнениях святого! Но это Тамплиеры, это все они! Они предали святой крест, предали дело, ради которого дед перенес страдания сарацинского плена, позор и унижение!..
Вам надо немедленно оставит дворец, Сир, - вновь произнес Мариньи, пытаясь обратить на себя внимание.
О чем хлопочет этот карлик? Что ему надо? Это я наплодил их, мелких людишек. А все потому, что не осталось уже тех, кто отправился с дедом в безнадежный крестовый поход. Не надо никакой королевской гвардии. Надо лишь воскресить хотя бы десяток тех рыцарей, что дрались с моим бедным, моим больным, моим святым дедом в той битве. И эта чернь у королевских ворот в полной мере вкусила бы, что значит царственный гнев одного из Капетингов!
Бегство с поля битвы - позор для солдата! - произнес вслух король, выходя из забытья.
И Мариньи понял, что начиналась обычная игра. Королевский камердинер как раз отличался тем, что иногда ему удавалось прочитать некоторые из мыслей своего повелителя. Наверное, именно этого умения сейчас от него и ждали. Попасть в цель следовало с первого выстрела. Второго шанса просто могли не предоставить. Быстро произнеся про себя "Pater Noster", Мариньи выстрелил, то есть произнес:
