– Этих профессионалов. И пусть они работают на нас.
– А ты уверен, что они согласятся?
– Всех можно купить. Кто не продается за большие деньги, тот продается за очень большие. А тот, кто не продается и за очень большие, – того можно купить за очень-очень большие.
– А ты не думаешь, Дьяк, что с такими людьми опасно связываться?
– Если будешь исправно платить, то абсолютно никакой опасности. Они работают только за деньги. Они отстреливают всех, за кого хорошо платят.
– А ты не думал, что они в один прекрасный момент могут пристрелить и нас с тобой? И им, может быть, уже заплачено? – сказал Седой.
– Петр, я сам тебе вчера об этом говорил. Ты, наверное, забыл.
– Да помню я. Но знаешь, я, Иосиф, уже никого не боюсь.
– Послушай, а может, свалить отсюда? – Куда?
– Может, уехать в Израиль? Может, уехать в Австрию, во Францию – куда хочешь? И там нас никто не достанет, – покрутил перед лицом Седого пальцем с отполированным ногтем Дьяк.
– Я никого не боюсь. Я рассчитаюсь с этим Бортеневским. Может, я и не доберусь до его людей, но до него доберусь точно.
– Погоди, все это еще надо узнать. И не пори горячку, не ломай дров.
– Да что ты меня все время осаживаешь, Иосиф?
– Я тебя пытаюсь удержать от опрометчивых шагов. Мы же с тобой партнеры, у нас с тобой одно дело.
– Ну да, это так.
Седой поднялся и тяжело, как-то по-медвежьи, вразвалку прошелся по гостиной, держа по старой зековской привычке руки за спиной и покачиваясь из стороны в сторону.
Богаевский следил глазами за своим приятелем, и ему казалось, что они сидят сейчас не в гостиной в загородном доме, а находятся в тюремном дворе. И медвежатник Седой мерит внутренний дворик тюрьмы шагами: туда двенадцать шагов, назад. А он, Дьякон, сидит на корточках, прижавшись спиной к шершавой бетонной стене, и смотрит на однообразные движения заключенного.
– Слушай, сядь. Мне кажется, что мы с тобой не у тебя в доме, а в тюрьме.
– Да брось ты, – расцепив пальцы мускулистых рук, буркнул Седой. – Пока не в тюрьме, и думаю, мы там уже не окажемся.
– Не зарекайся.
– Я не зарекаюсь. И знаешь, почему мы там не окажемся?
Дьякон приподнял голову, тряхнув своими длинными пепельными волосами.
– Ну? – сказал он.
– Нас пристрелят, возможно, раньше, чем посадят.
– Не каркай! – вскочил со своего места щуплый и сутулый Дьяк. – Ты вечно каркаешь, кличешь беду на нашу голову.
– Я не каркаю, я рассуждаю. Если они смогли убить восемь человек, то на этом не остановятся.
– А зачем им ты или я? Дочку Бортеневский забрал, наехать на него мы не можем и, как говорят, дело закрыто.
