Пряча пистолет, он вспомнил, сколько стараний и вранья потребовалось ему месяц назад, чтобы раздобыть “магнум” с глушителем, из которого пьяные придурки целое утро палили под окнами у губернатора. Тогда оставалось всего ничего до несчастного случая: худая шлюшка, которой майор помогал целиться в бутылку из-под шампанского, ничего не соображала и вряд ли могла отличить голову жены майора от бутылочного горлышка. И надо же было старому борову окликнуть его именно в этот момент! Оставить револьвер в руках у этой банды пьяных обезьян значило бы выдать себя с головой, и все сорвалось.
"Все, что ни делается, к лучшему, – подумал Губанов. – Зато теперь я отделаюсь от нее без риска, траурных речей и служебного расследования, а заодно стану на несколько миллионов богаче. Бинго, как говорят те ребята, что выиграли у нас холодную войну”.
Погасив в ванной свет, майор вошел в гостиную. Его шаги не были слышны, полностью заглушаемые хриплыми воплями Армстронга, но Ирина, видимо, как-то ухитрилась заметить его отражение в стеклянной дверце книжной полки и резко обернулась в тот самый момент, когда он протянул руку к музыкальному центру. Движение Ирины Бородин вышло слишком стремительным, ее ноги переплелись, как концы растрепанной веревки, и она, потеряв равновесие, грохнулась на пол. В следующее мгновение палец Губанова коснулся черной клавиши, разноцветные огни на контрольной панели музыкального центра, мигнув, погасли, и наступила тишина, в которой стало хорошо слышно, как размеренно капает вода из подтекающего крана на кухне.
Губанов бросился к жене и помог ей подняться. Лицо его буквально светилось заботой и нежностью, а клокотавшее внутри раздражение было загнано настолько глубоко, что майор его почти не ощущал. Он давно усвоил простую истину: чтобы правдоподобно изобразить радость, надо заставить себя радоваться, а чтобы женщина поверила твоим словам о любви, необходимо хотя бы на несколько минут поверить в них самому. Человека, в совершенстве овладевшего этим сложным искусством, расколет далеко не каждый детектор лжи.
– Иришка, – ласково сказал Губанов, поднимая с пола жену и легонько подталкивая ее в сторону дивана. – Вот так сюрприз! Ты откуда взялась?
Ирина вывернулась из его рук, потирая ушибленный локоть. К обнаженному плечу прилип расплющенный окурок, карие глаза смотрели из-под растрепавшихся светлых волос угрюмо и недружелюбно. Похоже было на то, что падение немного прочистило ей мозги, примерно так же на время раздается в стороны затянувшая поверхность пруда ряска, если бросить туда камень. Это было плохо, поскольку Губанов вовсе не собирался вести с ней философские споры и, тем более, ссориться.
