- Ты очень смелый молодой Хозяин.
- Нет, просто деловой человек и не более того, - ответил я.
- Ты знать, что случиться со старый Хозяин - он умереть. Ты хотеть уже идти к Великий Дух?
В его пристальном взгляде ощущалась какая-то злобная сила: я чувствовал сильнейшее замешательство, но не уступал своему чувству. И потребовал от него все-таки заплатить долги - наличными или эквивалентным товаром.
- Ты забыть дела с Умтонга? - спросил он. - Ты иметь много хороших дел с другими человеками. Не забывать, Умтонга умеет колдовать - ты умирать.
Но я представлял не свои интересы, а интересы старухи. Даже если бы я и хотел, то поделать ничего не мог, и поэтому Умтонга получил от меня тот единственный ответ, который когда-то ему дал Бенни.
Показав ему ружье Бенни, я предупредил, что буду стрелять, не раздумывая, в случае каких-нибудь козней. В ответ старик только презрительно улыбнулся - более презрительную улыбку редко увидишь на человеческом лице. С этим он вышел из конторы к своим телохранителям. Затем они проделали ту же самую абракадабру с черным и белым петухами; наползались, извиваясь по-змеиному, на животах, а старик натанцевался до еще одного припадка, и его унесли прочь.
Тем временем спустилась ночь, и на душе у меня кошки скребли. Я вспомнил багровое лицо Бенни и его застывшие глаза. Поужинав со старой каргой, я прошел в контору. Выпить я не дурак, но в ту ночь отказался от спиртного, намереваясь сохранить полную трезвость ума и ясность рассудка.
Я полагал, что кто-то из людей Умтонга сделал что-нибудь с Бенни: может, подсыпал ему яду в выпивку.
Тщательно, сантиметр за сантиметром, осмотрев контору, я убедился, что даже мартышка там не спряталась бы. Затем, плотно закрыв окна, я приставил к каждому из них по стулу, наклонив их таким образом, чтобы никто не мог забраться внутрь, не опрокинув стулья. И если бы я задремал, то шум от опрокинутых стульев разбудил бы меня. Выключив свет, чтобы не стать мишенью для стрелы или копья, я уселся ждать.
Не дай бог, чтобы та ночь повторилась снова; вы знаете, как в темноте мерещится всякая всячина, поэтому вряд ли стоит пересказывать, чего мне только не примерещилось за несколько часов.
Слабые звуки, доносившиеся из вельда, казалось, исходили от подкрадывающегося врага - и раз пять я, едва не сорвавшись от нервного напряжения, собирался пальнуть в причудливо изменявшиеся формы ночных теней; но в те дни я был довольно крепким парнем, и мне удалось совладать с собой.
