– Жене детей не на кого оставить, – ответил Марат, не отрываясь от приемника.
– А-а-а-а, – многозначительно процедил Розов. – Вот оно что. А то, знаешь, бывают другие случаи. Муж в больницу, а жена… Сам понимаешь, за женщиной глаз нужен.
– Это конечно, – впечатлительный Марат как-то потускнел лицом, блаженная улыбка исчезла. – За ними обязательно глаз нужен.
– Ничего, – успокоил Николай Семенович. – Вернешься домой в Самару, там и разберешься, что к чему. По обстоятельствам.
– М-да, разберусь по обстоятельствам, – Марат с мрачным видом продолжал настраивать приемник. – А что, думаете…
– Что тут думать? – Розов зловеще усмехнулся. – Моя бывшая на крыльях бы сюда прилетела, все бросила, дом, детей, работу. Дневала и ночевала у моей кровати. Безвылазно. Узнай она, что со мной такое случилось… В смысле, с тобой такое случилось, – запутавшись в словах, Розов остановил собственные рассуждения.
К их разговору внимательно прислушивался из своего угла безработный бомж Аникеев, очень радовавшийся своему счастью, хотя и истомившийся без водки. Сломав ногу, удалось попасть в больницу, на чистую постель, хоть и казанные, но весьма сытные харчи, в добрую компанию. За три недели пребывания в больнице Аникеев отъелся, повеселел, но с животном страхом ждал своей выписки. Но чему быть, тому не миновать, покидать больничный рай все равно придется со дня на день. Однако уходить просто так, с пустыми руками – и вовсе глупо. В ночь перед выпиской Аникеев решил обворовать нескольких, по его мнению, самых зажиточных больных. Часы, кольца, ещё кое-что, по мелочи. Он уже наметил будущие жертвы. Первым в его списке значился упитанный Розов, чьи золотые часы не давали покоя Аникееву, даже снились ночами.
– Бабы они такие, – сказал всем поддакивающий Аникеев, никогда не выражавший вслух своих собственных суждений, а может, и не имевший этих суждений. В разговорах он соглашался со всеми оппонентами, даже со стариком Кондратьевым, поочередно принимая то одну, то другую сторону. – С ними ухо востро нужно держать, с бабами.
– Ну, у моей все-таки дети, – помрачневший Марат, наконец, перестал терзать радиоприемник, остановив выбор на печальной симфонической музыке. – Их ведь, детей, так не оставишь. Женины родственники в Махачкале живут. Не могут приехать.
– Это конечно, – согласился из своего угла Аникеев. – Детей тоже так не бросишь. На произвол судьбы. Дети – это святое. Куда от детей женщина денется? Не оторвешь. Клещами не оторвешь.
