Вот именно такой у меня и получился: выбросил вперед на резком выдохе расслабленную руку, напряг ее в последний момент, чтобы стала как железная, и воткнул Жеребцу в кадык.
Сева отлетел к стене, сполз по ней на пол и затих, не подавая признаков жизни. Честно говоря, мне его даже стало жалко. Он же просто выполнял свои служебные обязанности. Работа у него такая.
Однако размышлять на все эти темы мне было некогда, надо было срочно смываться. Я бросился прочь по коридору, пока на помощь Севе не подоспели его коллеги-братки. Лифтом пользоваться не хотел по причинам, которые уже перечислял, и добежал до лестницы. По этой лестнице кто-то уже с грохотом мчался мне навстречу. Дело шло на секунды.
В любом единоборстве – хоть восточному хоть западном, главный принцип – это использовать движение противника: если он бежит вниз – надо ему помочь. И еще один принцип: превращать достоинства противника в недостатки, а свои недостатки – в достоинства. Я снова воспользовался своим малым ростом, присел, сгруппировался, и, как мячик, подкатился противнику под ноги. Он не успел затормозить, перелетел через меня и загремел вниз по лестнице, пересчитывая головой все ступеньки. Для усиления эффекта я в последний момент разогнулся и подтолкнул его в спину.
Разглядывать результат своих действий мне было некогда: я взлетел на первый этаж, потом, вспомнив разговор Жеребца с Ахметом, – на второй. Бросился было по коридору, но навстречу мне, громко топая, уже бежали двое здоровенных быков. Я развернулся на ходу и снова побежал вверх по лестнице.
Следом за мной лестница гремела от топота ног. По-моему, меня догоняли уже не двое, а человека три-четыре, но я не оглядывался – во-первых, некогда, а во-вторых, не хотел расстраиваться.
Промелькнул третий этаж, четвертый, пятый… Вот и шестой, как я помнил – последний. Лестница кончилась, я снова припустил по коридору. Преследователи немного отстали: я все-таки нахожусь в хорошей форме, а маленький вес при беге на средние и большие дистанции – это большое преимущество.
Вдруг в нескольких метрах передо мной распахнулись дверцы лифта, и из него, как чертик из табакерки, выскочил Толян собственной персоной. Увидев меня, он встал посреди коридора, перегородив дорогу, – расставил ноги, как шериф в вестерне, и вытащил пушку. Я нырнул под его руку и как следует врезал каблуком по ноге. Толян, видно, засиделся на кабинетной работе, утратил живость реакций. Взвыл от боли, махнул ногой, нацелившись мне в подбородок, но я снова поднырнул под удар и с размаху пнул его между ног. Грубо, но действенно.
