МАМА. Марк, какой ты стал толстый… А ведь был футболистом, как Буль, офсайдом…
ПРИНЦКЕР. Инсайдом…
МАМА. Ты был таким мощным, мускулы у тебя так и катались, ты носил меня на руках и в буквальном, и в переносном, а сейчас никак.
ПРИНЦКЕР. Вот как? (Легко подхватывает ее на руки.)
Свет гаснет. В глубине сцены возникают огни большого дома.
На просцениуме освещаются фигуры Светланы и Кисточкина. Они стоят, облокотившись на прилавок продпалатки, курят, молчат.
КИСТОЧКИН (начинает петь). Эту женщину увижу и немею, потому-то все никак не подхожу, ах, ни кукушкам, ни ромашкам я не верю и к гадалкам, понимаешь, не хожу… Хочешь, я выведу сейчас машину и мы с тобой помчимся, помчимся, будут мелькать огни и скорость все изменит, и мы будем ни при чем, техника будет в ответе, хочешь?
СВЕТЛАНА. Дешевые номера. Куда помчимся?
КИСТОЧКИН. Нет в тебе романтики ни капли. Ну, помчимся во Внуково, в Голицыно, в Сочи, куда хочешь…
СВЕТЛАНА. Отпадает.
Они остаются в тени, а прожектор вдруг освещает комнату Игоря и Эллы. На кровати в ночной рубашке сидит Элла, расчесывает волосы и ногой подкачивает детскую колясочку. Игорь с тихим ожесточением разворачивает раскладушку.
ИГОРЬ (свистящим шепотом). Всю свою сознательную жизнь веду борьбу с этим предметом. Когда же у меня будет своя постель?
ЭЛЛА. Когда поумнеешь, тогда и будет.
ИГОРЬ. Значит, никогда. (Снимает брюки, садится на раскладушку и молча начинает имитировать движения джазиста, отрываясь от трубы, шепчет.) Майлз Дэвис. Импровизация в миноре.
ЭЛЛА. Ложись. Проспишь на завод.
ИГОРЬ. Ты забыла? Завтра я в вечернюю.
ЭЛЛА. Тогда пойдешь утром в молочную кухню.
ИГОРЬ (со вздохом откладывает трубу, гасит свет). Эх, какая лажа…
В темноте начинает пищать ребенок. Фигура Эллы в белой длинной рубашке маячит возле кроватки.
ЭЛЛА (поет). Засыпай, мой милый чудный бэби, исчезай, печали след…
Игорь, импровизируя, подпевает ей, ребенок затихает. Элла ложится.
ИГОРЬ (шепчет). Элка, помнишь, как мы встретились с тобой в «Шестиграннике»? Я солировал и вдруг увидел, что ты стоишь прямо возле эстрады и смотришь на меня и отказываешь всем чувакам. И в тот же год мы поехали с тобой на юг, на халтуру. Помнишь, как было на юге?
ЭЛЛА. А сейчас я какая стала противная, правда? Гадкая стала и некрасивая, не тот кадр…
ИГОРЬ. Ты все такая же, только время – стало другое. Все тогда было просто – дуй в трубу и киряй, вот и вся забота, а сейчас думать надо обо всем, и мы уже стали не такими веселыми…
