Он промолчал.
- Тут не в маме дело, - сосредоточенно продолжала Лена, - и не твои сантименты: речки, грибочки, пенечки... Ладно, ладно, - добавила она, заметив, что Вадим поморщился, - это, в конце концов, твое дело. Но я о другом, - она помедлила, пристально глядя перед собой, явно сдерживаясь и собираясь с силами. А затем произнесла миролюбиво, как будто спрашивая, но и утверждая, с чуткостью близкого друга: - Слушай, ты влюблен был до меня сильно?
Вадим взглянул с удивлением, но отвел глаза прежде, чем жена посмотрела на него.
- Давай найдем более подходящий момент?
- Вот и ответ.
- Нет, конечно. Мы ведь на праздник едем.
- Очень хороший момент! Когда, как не в праздник, можно посекретничать о нашей жизни. - Голос ее стал мягким и вкрадчивым: - Кто она?
Вадим долго не отвечал, Лена не торопила.
- Это было давно... Может не надо?
- Вы как познакомились?
Он помялся и нехотя сказал:
- Она как-то позвонила, спросила, нельзя ли посмотреть мою коллекцию живописи. Да, конечно, - ответил я, - когда вам удобно? - Может быть завтра? - Хорошо, завтра. - В шесть часов? - Да, можно в шесть. Вот и весь разговор.
- А завтра?
- А назавтра она пришла.
- И что потом?
- Я открыл дверь, взглянул ей в лицо. А потом повернулся и ушел в комнату. Она засмеялась и пошла следом.
- Почему?
- Она тоже спросила потом - почему? Просто... это было как столбняк, проговорил он с затруднением.
Лена не шелохнулась. Посидела и угрюмо сказала:
- Я ничего не знала.
Он дотронулся до ее плеча.
- Это осталось в другой жизни.
- Дальше?
Он переложил руку на руль. Долго молчал, а потом через силу выговорил:
- Она в Москве жила.
- А ты в Питере?
- Да, я в Питере.
- Вы редко виделись?
- В общем, нет. Мы часто виделись. Я ездил к ней по выходным.
- В Москву? Каждые выходные?!
Он кивнул головой.
- Как долго?
- Около двух лет.
Лена быстро взглянула на него яркими глазами.
- Все, можешь дальше не продолжать! - она замерла, осмысливая услышанное. Открыла и сразу же закрыла окно. Закурила снова.
- Я же говорил, это - мазохизм.
- Какое у нее лицо?
- У нее веки тяжелые. А лицо Ботичеллевское.
- Может, она и художница?
- Не угадала. Но она рисовала, иногда покупала акварели.
- Как ее зовут? - продолжала Лена бесстрастно.
- Маха, я звал ее Махой, ты помнишь женщину с картины Гойи?
- Да... вроде... Слушай, ты полюбил ее сразу?
- Это было странно. В тот момент и потом... меня не отпускало чувство предрешенности. Я просто знал, что это наступило. Поделать ничего нельзя. Я не мог оторваться от ее лица... оно пугало меня - это было именно такое лицо, какое я видел раньше внутри себя, это было оно. Она сидела живая напротив меня и говорила о художниках и книжках, и это были мои мысли.
