Происходящее походило на военно-полевой суд. Поэтому и тройку заседателей не чем иным кроме как трибуналом назвать было нельзя.
– Докладывайте, – милостиво повелел Пирон.
– Я полагаю, господа, вам следовало бы первым делом ознакомиться с условиями мирного договора.
– Адмирал Пирон ясно сказал: докладывайте, – с нажимом сказал Роньшин. – Договор обождет.
Я был уверен в обратном. Договор ждать не мог. Каждая минута промедления означала сотни, если не тысячи самоубийств на Земле, деволюцию беспорядка в хаос, разрастание страха в ужас – разрушительный, сводящий с ума.
Но ссориться с этими тиранозаврами не стоило. По крайней мере, прежде времени.
В сорок минут я уложился. Включая историю возвышения рода финь-Рэхан финь-Залмат и обстоятельное объяснение, почему нужно немедленно конфисковать все инъекторы и опечатать корабельные синтезаторы.
В трибунале качали головами и хмурились.
– Вам есть что добавить, полковник Дурново?
– Могу лишь засвидетельствовать, что деятельность нашей дипломатической миссии на Эрруаке изложена бригадным генералом Эффендишахом достоверно и в полном объеме.
– Итак, Галеацци и Смыгла оказались вражескими агентами, – констатировал Алонсо ар Овьедо, выразительно поглядев на Роньшина. – Мы так и поняли, стоило нам поглядеть в присланный тойлангами список членов посольства.
– Не агентами, Алонсо. А марионетками, действовавшими во вред Сверхчеловечеству помимо собственной воли.
– Эффендишах, соблюдайте субординацию! – рявкнул Пирон, сверкнув глазами.
– Слушаюсь, господин адмирал. Осмелюсь напомнить, что нам желательно заняться мирным договором.
– Давайте сюда ваш договор.
Я положил на стол перед ними лист гербовой бумаги.
– Здесь перечислены условия тойлангов. Мы должны их принять. После того, как вы их одобрите, нужно будет составить полный текст договора по согласованным нормам нашего и тойлангского права.
– Если мы их одобрим, – поправил меня Роньшин.
Я промолчал. Если вы такие умные и смелые, господа, почему бы вам самим не отправиться на Эрруак? Похамить, поторговаться, поугрожать?
– Что за чушь? Я не понимаю первого пункта, – возмутился Пирон. – Эффендишах, поясните.
С моей точки зрения, пояснять там было совершенно нечего. А доносить до трибунала тойлангскую премудрость «искусство – душа культуры» и свои сопутствующие соображения я считал не только излишним, но и вредным.
Лучшим комментарием я нашел повтор. Может, со второго раза до Пирона дойдет. Я процитировал по памяти:
