– Для того, чтобы на нем жить, Саша, нужно свою собственную корму столько раз подставить и так, и эдак, что вообще жить не захочется. – Волков повернул налево, пересек Исаакиевскую площадь и выехал на Вознесенский проспект. – Здесь тебе не Париж.
– Жалко. А иначе нельзя?
– Можно, – кивнул Петр. – Пострелять, правда, немножко придется. Только потом его все равно взорвут. Сучье время.
– Эпоха перемен.
В аэропорту Волков и Адашев-Гурский поднялись к буфетам и, встав у одного из высоких круглых столиков, открыли поллитровку «Абсолюта», которую купили по дороге.
– Ты как? – спросил Петр. – Не поплывешь?
– Спокуха, Хрящ, бубен не напрягай.
– Пойду закуски возьму.
– Ну вот, начинается, – обреченно вздохнул Гурский. – Только гамбургеры всякие не бери, пожалуйста. Неизвестно, что они туда кладут.
– Стаканы-то у них взять можно?
– Стаканы взять нужно.
Петр вернулся, неся в руках тарелку с нарезанным холодным мясом, рядом с которым лежали несколько кусков пшеничного хлеба, и два пластиковых стакана.
– Наливай пока, – Гурский стал делать бутерброды. Один кусок мяса был явно великоват. Александр сделал было движение рукой куда-то за спину, но, взглянув на Петра, осекся.
– Петя, у тебя ножика нету?– Давай-давай, рейнджер хренов, доставай.
– Донт андерстенд.
– Ага, конечно… – Волков скользнул рукой под куртку Адашева и вынул у того из-за спины большой военно-морской боевой нож.
– Ну? Совсем с головой не дружишь? Ты с этим в аэроплан собрался? Ну-ка давай сюда ножны.
– С ремнем возиться придется.
– Снимай давай, быстро.
Адашев смиренно задрал под оранжевым пуховиком камуфляжную куртку, расстегнул пряжку брючного ремня, выдернул его до половины из шлевок и, сняв, положил на стол черные деревянные ножны.
– Больше ничего нет?
– Больше ничего нет, – Александр заправлял и застегивал ремень.
– Саша, ну ты о чем думаешь, честное слово… Как дитя малое.
– Я думаю о превратностях.
– Кстати, на-ка вот, – Волков достал из кармана и протянул ему железнодорожные ключи. – Это к вопросу о превратностях.
Гурский взял в руки три ключа: один – с треугольной выемкой внутри круглой головки; другой – обыкновенный, похожий на ключ от врезного замка; и короткий, как широкая отвертка. Все они были склепаны на одном стержне и свободно на нем вращались.
– Возьми на всякий случай. Мало ли в поезде приспичит, а сортир закрыт. Или из вагона в вагон перейти. Всякое бывает.
– Спасибо. Мы выпивать будем? У меня уже, между прочим, регистрация вовсю. А я трезвею неуклонно.
