В психушку я вернулся как раз к утреннему обходу. Микки - "славный парень" - приветствовал меня своим обычным мычанием, уверенно выпрашивая припасенную мной заранее плитку сахара. Сунув дрожащей рукой сахар за пазуху и, грустно улыбнувшись, - наверняка, не мне - в недавнем прошлом профессор медицины, сошел с ума после того, как узнал о том, что от его чудодейственных пилюль с помощью правительства вымерла половина населения одной из восточных республик. Все дело в дозе. И в политике. Где возможны любые дозы.
По коридору навстречу мне, покачивая бедрами (эта походка появляется у нее при виде любого мужчины, только амплитуда качания разная), шла пышногрудая красавица Гелла.
- Привет, малыш. Как провел ночку?
- Лучше прежнего, Гелла. Ты сегодня отлично выглядишь.
- Я всегда отлично выгляжу.
- С каждым днем все краше и краше. Глаз не оторвать.
- Правда, малыш? Не врешь?
- Особенно в этой шикарной юбке.
- Она на пуговичках. Смотри, как легко расстегивается.
- Мне трудно, а вдруг не выдержу?
- Пошли со мной, я тебе помогу.
- Что ты, Гелла. А если мама узнает?
- Трусишка маленький.
- Ну, нет. Хочешь честно?
- Давай.
- Я боюсь.
- О, это так просто.
- Я боюсь в тебя влюбиться.
- Я тоже, маленький.
И встав на цыпочки, она целует меня и уходит. Но на этот раз скромной девичьей походкой, и потому выглядит еще соблазнительней.
Я иду дальше, мимо второго отделения, фикуса, Шалтая-Болтая в каске. Вот уже десять лет он стоит прижавшись лбом к мраморной колонне, с побудки до отбоя, пока его, связанного, не кладут в постель.
Вспышка света в густой парковой зелени. Черные решетки на окнах отразились на матовой белизне коридорной стены. Через мгновение стало еще темнее. В полумраке, подняв хвост трубой, промчалась красная пятнистая кошка и скрылась за полуоткрытой дверью дежурки. Дверь тут же захлопнулась. Скользящим неслышным шагом я - любознательное существо - приблизился к дежурке, быстро открыл замок и распахнул дверь. Возле Большого Утюга на корточках сидел Микки и скармливал стае из пяти разношерстных кошек мой сладкий подарок. От изумления я зловеще ухмыльнулся. Кошачий взвод дружной россыпью бросился в открытое окно. Профессор, вытянув руки по швам, преданно улыбался мне. И, наконец, пустив слюну, забормотал: "Бу-бу-бу"... Вскоре топот его мелких шажков затих в коридоре. Однако не все участники пира покинули меня, рассчитывая на его продолжение. Под столом, не дыша, притаилась самая жадная, а значит самая ловкая красная пятнистая кошка. Очутившись в моих руках, она закатила глаза и приготовилась к неминуемой смерти. Вот оно, преимущество любопытства перед жадностью: любопытный не ест сахар, он отдает его другим. Но, вспомнив о единстве методов, порождаемых жадностью и любопытством, я скормил ей сахарные остатки пиршества. И вдруг мои пальцы нащупали в густой красно-серой шерсти продолговатый предмет. От него, спеленав все тело кошки, шел тонкий двужильный провод. Оставался еще один последний пункт - шрам на кошкином брюхе. Но нигде не было даже намека на царапину. Что ж, отличная работа. И я громко говорю в микрофон возле кошачьего уха: "Босс вызывает прохфессора". В ожидании Микки я скармливаю разомлевшей от моего благородства кошке дополнительную порцию сахара. Шаги за спиной. Я широко улыбаюсь, и, издеваясь, лепечу: "Бу-бу-бу". Это не Микки. Это - главный.
