Самое удивительное произошло после "Эвридик" - зал взорвался, охваченный единым страстным порывом. Раздались крики "браво!" На сцену сыпались цветы, музыканты недоуменно переглядывались: "Такой успех? Вряд ли "Эвридики" здесь известны. А может быть, в Москву транслировали фестиваль из Ополе? Сомнительно..." На бис Анна пела окрыленная. Ей казалось, что в зале - давно знакомые и дорогие люди, которые пришли на встречу с ней спустя долгие годы... Вот сейчас она споет, а потом начнутся расспросы про житье-бытье, про маму и бабушку и как там было в Польше все эти годы. Ей пришлось спеть еще два раза "Эвридики" и одну итальянскую песню. А зал бушевал до тех пор, пока зрители не поняли, что певица действительно устала и больше выступать не в состоянии.
На следующий день она встала рано, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась счастливой, беспечной улыбкой, вспомнила вчерашний концерт, поздравления товарищей, восторженные крики зрителей, провожавших ее до автобуса, какого-то советского журналиста, пытавшегося общаться с ней по-польски, смешно выговаривавшего польские и украинские слова.
"А я почему-то отвечала ему по-польски. Еще ни разу тут, в Москве, не сказала ни слова по-русски. Прямо комплекс какой-то...".
Через полчаса она обратилась к таксисту, скучавшему в длинной колонне светло-зеленых новеньких "Волг":
- Пожалуйста, отвезите меня на старый Арбат. - Сказала и уловила, что говорит по-русски, как иностранка, с заметным акцентом - "эл" звучит немного твердо.
- В два счета доставим, - заулыбался таксист. - А я вас сразу узнал: был вчера на вашем концерте. Здорово поете, только жалко, что не по-нашему... Рассказывали бы, что ли, о чем песня. Вы русский, я вижу, знаете...
- Знаю, - улыбнулась Аня, откинувшись на заднее сиденье и стараясь в зеркало разглядеть молодое лицо водителя.
- Вам на Арбат как, по адресу или просто так? - поинтересовался он, сворачивая на набережную.
- Просто так, - ответила Анна. - Я никогда не видела старого Арбата, но много о нем читала...
- Тогда поехали, покажу вам Москву, - весело предложил шофер. - Вы о деньгах не беспокойтесь. Будем считать - это мой вклад в дело нерушимой дружбы.
Они кружили по центру, и Анна всматривалась в незнакомые очертания московских улиц и площадей. Это была "экскурсия чувств" - желание в одиночестве прикоснуться к тому, что она сама считала святыней...
Второй концерт прошел с тем же успехом, что и первый. Анна сделала вывод из пожелания таксиста и попыталась перевести содержание песен на русский. Перевод получился каким-то примитивным и маловыразительным, исчезла поэтичность и романтическое обаяние оригинала. Она не решилась произнести содержание песен по-русски. Да и, кроме того, она не могла избавиться от ощущения, что люди, сидящие в зале, прекрасно понимают ее. И вообще - нужен ли песне перевод, когда существует музыкальный драматизм, ярко выраженная эмоциональность, настроение, наконец? В этот вечер концерт записывали для радиопередачи. Потом их попросили задержаться и коротко рассказать о себе перед микрофоном. За кулисами и польские артисты, и работники Госконцерта, и рабочие сцены - все почему-то нежно обращались к ней: "Анечка". Анечкой стали сразу же называть ее и работники радио.
