К тому времени мама уже работала учительницей в начальных классах. Жить стало легче, но по-прежнему они стояли в длинной и, как им казалось, бесконечной очереди на квартиру. "Стану учительницей, как мама", - поначалу решила девочка. Но стоило представить себя среди маленьких мальчишек и девчонок, как она чувствовала себя вдруг одинокой и беспомощной... Нет, труд преподавателя требует особого дара - терпения, сосредоточенности, силы воли. Она видела, как часто мама вставала по утрам в плохом настроении, с сильной головной болью, но в школе на уроках преображалась. Всегда одинаково ровная, спокойная, доброжелательная. "Я вот так не смогу", - думала Аня. Соседка тетя Зося звала ее к себе в мастерскую - там и зарабатывать можно впятеро больше, чем мама, и самой себя обшивать и одевать.
Аня задумывалась о будущем. До пятнадцати лет она казалась обычной девчонкой, ничем внешне не выделявшейся среди сверстниц. А потом буквально за несколько месяцев, что называется, "вымахала". Мальчишки стали подтрунивать над ней. "Аня! - кричали ей на переменах, - достань воробушка!" "Эй! - надрывался обычно сонный да и не особенно блещущий умом Геня Михаровский, - ты, говорят, пожарной каланчой собираешься работать?"
Аня делала вид, что совсем не обижается и ее только веселят эти плоские шутки, но про себя грустно задумывалась. Она уже смирилась с тем, что мальчишки во время танцев на школьных вечерах обходят ее стороной, не пишут ей, как другим, любовных записок, не назначают свиданий. Придумала сама себе прозвище "гадкий утенок" и пыталась с достоинством переносить все выпадавшие на ее долю обиды. "Наверное, мне всю жизнь придется жить с мамой и бабушкой! - делала она далеко идущие выводы. - Кому нужна такая каланча?!"
В душе ее творился сумбур: она то и дело впадала в безысходный пессимизм, ощущала свою никчемность, связанную с отсутствием желаний, цели, во имя которой стоило бы трудиться. Она тяготилась своим "физическим уродством", мешавшим ей жить такой же беззаботной и естественной жизнью, какой жили ее школьные подруги, переписывавшие в свои блокнотики лирические стихи Мицкевича и Тувима. Апатия сменялась бурной жаждой деятельности. Она смеялась над недавними настроениями, упрекала себя в безволии и сумасбродстве, ставила себе в пример любимых литературных героев и исторических персонажей.
Пожалуй, из всех героев ей больше всего нравились пушкинская Татьяна и Анна Каренина. "Евгения Онегина" она знала почти наизусть по-русски и восхищалась мастерством Юлиана Тувима, переведшего пушкинские строфы на польский. Аня, как никто другой, понимала переживания страдающей Татьяны. В своей тезке Карениной Аня восхищалась силой чувств, а главное - способностью неудержимо устремляться навстречу неведомому.
