Вокруг толпились люди: задержались пассажиры прибывшего авиалайнера, мелькнуло даже - или мне почудилось? - бледное личико красавицы-стюардессы из нашего "Боинга-747", мельтешили полицейские в форме, служащие аэропорта, праздные зеваки.
К Виктору Добротвору обратился репортер, кончивший терзать представителя канадской федерации бокса, что-то спросил. Виктор ответил я видел, как шевелились его губы, но слов, естественно, в этом содоме не разобрал. Он отвечал без переводчика, судя по тому, как понимающе кивал головой репортер. Виктор знал английский хорошо и нередко исполнял роль толмача в сборной. На этом даже экономили валюту, без зазрения совести снимая с поездки официального переводчика и перепоручая это бремя Добротвору.
Случившееся все еще казалось мне дурным сном. Каких-нибудь двадцать минут назад мы перебросились с Добротвором последними словами, я пожелал ему успеха, он дернулся было послать меня к черту, да прикусил язык - он был достаточно воспитанным человеком, чтобы сохранять необходимую дистанцию между мной и собой. Хотя Виктор и видел во мне - я в этом не сомневался - такого же профессионального спортсмена, как и он сам, но нынешнее мое положение, а главное - полтора десятка лет, разделявшие нас, удержали его в рамках приличий.
В самолете мы встретились случайно: Добротвор с Храпченко летели по приглашению Федерации бокса Канады на крупный международный турнир, а я с фигуристами - на юношеское первенство мира в Лейк-Плэсид, и здесь, в Монреале, наши дороги расходились. Добротвор, как обычно, выглядел веселым, уверенным в себе, и, кажется, перспектива вновь встретиться с Гонзалесом, экс-чемпионом мира и, пожалуй, самым известным после Теофило Стивенсона боксером на Кубе, дважды выигравшим у Добротвора в уходящем году, мало беспокоила его.
Когда появился встречавший нас представитель советского посольства мой давний друг Анатолий Владимирович Власенко, Влас, с которым мы столько наплавали в свое время в разных бассейнах мира, отяжелевший с тех пор, как мы виделись в Штатах четыре года назад, на зимних Играх в том самом Лейк-Плэсиде, куда я направлялся теперь, - ситуация прояснилась. Он был непривычно мрачен и неразговорчив.
- Наркотики, - только и выдавил Власенко сквозь зубы в ответ на мой вопрос.
Если б разверзлись бетонные полы аэропорта и адский огонь плеснул в лицо, честное слово, - это не потрясло бы меня сильнее! Виктор... Добротвор... этот честный и красивый человек... и наркотики?
