- Знаю! - остановил его Филарет и встав начал тихо ходить по горнице. Лицо его сурово нахмурилось.
- Казны не хватало, - тихо продолжал царь, - спасибо, людишки помогли: весь скарб снесли! Опять земские посошные брали с каждого быка.
- Слышь, подле себя дрянных людишек держишь, - заговорил вдруг Филарет. - Михалка да Бориска Салтыковы что за люди? Скоморохи, приспешники! А Морозов в загоне, Пожарский в вотчине!..
Царь покраснел.
- Любы мне Салтыковы, - ответил он тихо. - Скука берет подчас, а они такие веселые. Опять матушка им быть при мне наказала.
Лицо Филарета вдруг вспыхнуло.
- Не бабьему уму в государственное дело вмешиваться. Ей грехи замаливать, а не царя учить!
Михаил затрепетал. Он уже чувствовал над собой могучую волю отца.
Филарет подошел к нему и заговорил:
- Господь избрал тебя священным сосудом милости Своей и величия. Тяжкое бремя возложил на тебя народ твой, так будь царем: дай мир уставшим воевать, хлеба голодным, - будь покровом и защитою. Велик подвиг твой, так не скучать надобно и от скуки скоморохов держать, а трудиться неустанно, думая о благе народа своего. Окружить себя надо людьми ума государственного, а не бабьи наговоры слушать. Возвеличить имя свое надо и уготовить наследникам царство обильное, миром упокоенное!
Царь опустился на колени и проговорил потрясенный:
Батюшка, помоги!
Лицо Филарета просияло, он поднял сына и поцеловал его в лоб.
- Не оставлю тебя своим разумом! - сказал он. - Ну, а теперь, пожалуй, и опять на народ надобно. Заждались, чай тебя бояре: пирования ждут.
9
У храброго капитана рейтаров Эхе треском трещала голова в вечер торжественного дня въезда Филарета в Москву. Целый день он пьянствовал за царский счет и теперь сам не понимал, как снова очутился в рапате Федьки Беспалого. Он сидел на лавке. Рядом с ним, положив голову на стол дремал тощий дьяк с сизым носом, и тут же стояла огромная ендова водки, а с дугой стороны Эхе пьяный ярыжка, видимо, пил за счет капитана. В рапате стоял, как говорится, дым коромыслом: скомороший пляс, крик, песни, стук костей, громкая брань и ссора играющих.
- И вовсе ты не дьяк, сизый нос, - кричал ярыжка, видимо, чем-то задетый за живое. - У дьяка сума толстая, как брюхо, шапка бобровая, кафтан суконный; а ты есть оборвыш какой-то и шлык потерял!
- Яко пес брехающий! - поднимая голову, ответил дьяк, на миг протрезвляясь. - Язык плете, сам не разбере. С полгода назад я бы тебя в яме сгноил, на правеже бы забил, ибо был при пушкарском приказе отписной дьяк. Вот тебе, волчья сыть!
