Вотчинные посошные мужики собрались возле подклета. Не спалось. Уж больно необычно в княжьем дворе ночевать. Тоскливо сидели на рундуке, вздыхали, вспоминали родную отчину, избу свою, ниву, баб и ребятишек. Холопам что - уже давно в подклете дрыхнут.
- Самая пора сенокос зачинать. Я уже косы наладил, - невесело протянул один из страдников.
- Травы нонче добрые после дождей вымахали. По пять-шесть стогов сметать можно с десятины, - поддержал селянина другой мужик.
- Кабы не стоптали наши луга кони басурманские, - озабоченно сказал третий.
- Вот то-то и оно, хрещеные. У них орда несметная. Загубят труды наши и село изведут.
Возле Иванки беззаботно, вполголоса напевал Афоня Шмоток. Болотников тронул его за плечо,
- Чего тебе, парень?
- Редкая у тебя душа, Афоня. Завидую. Мужики, чуешь, какие смурные, а тебе все нипочем.
Бобыль шмыгнул носом, сдвинул колпак набекрень и улыбнулся простодушно:
- Эх, Иванка. Свою беду я за словом прячу. Так-то на белом свете жить легче. Отродясь не унывал. Все горе не выстрадаешь. Его вон сколько на Руси.
- Легко мне с тобой, Афоня. Бесхитростный ты и добрый. Будем в рати вместе ходить, - обняв бобыля за плечи, промолвил Иванка.
- С таким богатырем-молодцем я хоть куда снаряжусь. А то какой я без тебя ратник. Во мне и весу-то три пуда, - рассмеялся Шмоток.
Холопий подклет - возле деревянного тына, недалеко от ворот. Мужики услыхали, как с улицы кто-то громко застучал в калитку.
Из сторожки вышел привратник. Раскрыл оконце в калитке. Признав в сумерках княжьего холопа, пропустил его во двор.
Дворовый, едва отдышавшись, подсел к ратникам и, вытирая шапкой потное лицо, возбужденно и словоохотливо заговорил.
- Ну и дела, братцы. В полдень все погорельцы на Троицкую улицу высыпали. Яблоку негде упасть. Царя Федора Ивановича поджидали. А государь, сказывают, в святой лавре остался. Дальше Троицкой людей не пропустили. Навстречу посадским Борис Годунов стрелецкий полк выслал. Слобожане зашумели, на служивых, было, наперли, а те из пищалей поверх толпы пальнули. Посадские не оробели. Чудотворную икону вынесли и снова на стрельцов двинулись. Закричали: "Пропускайте нас к царю-батюшке. Будем его милости просить". Вышел тогда к народу ближний царев боярин. Шапку снял, крестное знамение сотворил и руку к сердцу приложил. Выступили тут из толпы челобитчики, упали на колени, нужду посадскую высказали. Борис Федорович всех со смирением выслушал и великие милости обещал народу даровать...
