Новик помотал головой.
— Нет, Григорь Наумыч, я по горам не ходок. Да я еще пока и комдив.
— Что вы, товарищ Новиков, пойдут представители наших горских народов, а к вам я...
— Это что же за знамя должно быть? — с сомнением спросил Иван.
— Натуральный шелк, сто пятьдесят на сто, я посчитал.
— Чего?
— Разумеется метров.
— А древко?
— А вы видели гигантские пальмы? Товарищ Новиков, я к вам совсем по другому вопросу. Дело в том, что, мне кажется, я оттуда уже не вернусь... — Брускин опустил голову, справляясь со своей секундной слабостью. — И я бы хотел, чтобы вы взяли мой дневник. Но чтобы никому-никому! А если вдруг снова окажетесь в Москве, отдайте его моей бабушке...
— А если... я? — растерянно спросил Иван.
— Так вы же сто один год проживете! — засмеялся, блестя повлажневшими глазами, комиссар.
И Иван засмеялся. И они обнялись.
Штат Хамагар-Прадеш. Город Химла.
5 января 1925 года.
В большой магазин, где торговали тканями, заскочили несколько человек, одетых в индийское и европейское платье. Угрожая наганами перепуганным продавцам и покупателям, они торопливо искали нужную им ткань. Экспроприаторами были грузины, армяне, азербайджанцы, поэтому общались между собой они на русском.
— Смотри, Георгий, такой ткань берем? — спрашивал один, вытаскивая из-под прилавка штуку вишневого сукна.
Высокий красивый красноармеец пощупал ткань пальцами и вскинул руку с поднятым вверх наганом.
— Слушай, ара, ты не понял? Шелк надо, натуральный шелк.
А из подсобки уже тащили именно то, что было нужно, — свитки алого китайского шелка. Его концы ползли по полу, и все в магазине окрасилось в красное.
Южное предгорье Гималаев.
12 февраля 1925 года.
Под навесом из сосновых веток стоял аэроплан, и летчик Курочкин возился в моторе. Вокруг сидели местные жители и молитвенно смотрели на него.
— Товарищ Курочкин! — окликнул его Брускин.
Курочкин оглянулся и увидел наших. Они стояли, вытянувшись, в две длинные шеренги: одна держала на плечах скрученное и перевязанное знамя, другая — древко, ошкуренный ствол гигантской пальмы. Во главе шеренги стояли улыбающиеся Брускин и Шведов. Летчик вытер на ходу руки ветошью, приложил руку к виску и доложил:
— Произвожу текущий ремонт мотора.
Брускин указал взглядом на туземцев.
— Как вы думаете, они пойдут с нами?
— Конечно пойдут. Уж не знаю, за кого они меня принимают, но что ни попрошу...
— Понятно за кого, — пожал плечами Брускин. — Вы ведь летаете...
Курочкин бросил печальный взгляд на свой аэроплан.
