Но сейчас нам жарко. Уже битых два часа мы занимаемся строевой подготовкой.
Взводный не дает передышки. Так начинается каждый день, и конца этому не видно.
- Л-левой! л-левой! л-левой!
- Пр-равое плечо вперед!
- Кру-гомм!
Это "гомм" оглушает, как взрыв. Ну и голос у взводного! Даже в караульной роте я не утрамбовывал дорожку с таким усердием.
- Вольно!.. Каждый красный командир должен обладать безукоризненной выправкой. Каждый красный курсант должен в совершенстве владеть строевой подготовкой!
- Иначе самолет от земли не оторвется... - бурчит кто-то за моей спиной.
Мы улыбаемся. Это - ошибка. Комментировать науку строевого командира категорически не рекомендуется. Взводный на мгновение задумывается, словно решает сложнейшую воспитательную задачу, и внезапно взор его просветляется.
- На-пра-вo! Шагом - ар-ррш!
И снова, выкатив глаза, мы испытываем крепость солдатских сапог.
Я украдкой оглядываю товарищей: Прокоп Акуленко, Паша Путивко, Андрей Брагин, Миша Штыркин, Сережа Черных, Саша Семенов, Борис Смирнов, Миша Салаутин, Николай Петрухин - все старательно тянут ножку. Никто не пытается философствовать. Взводный доволен.
Набор тридцатого года в Сталинградской летной школе чрезвычайно пестрый по составу. Тут ребята из города, из деревни, из армии, с разными специальностями, с разным уровнем знаний. Но перед началом полетов на испытание нашей пригодности к летной работе все мы равны, никто ни перед кем не имеет никаких преимуществ, никто не гарантирован от отсева, отчисления.
Полеты на испытание начинаются поздней осенью. Летное поле уже припорошено первым снежком. Нашу группу предстоит проверить инструктору Климову.
Молодцеватый, с рыжей гусарской бородкой, сдержанный и немногословный, летчик-инструктор Климов в воздухе чрезвычайно зорок. Он умеет быстро почувствовать состояние курсанта. Ему достаточно совершить с вами два-три полета, и он уже хладнокровно готов доверить машину для управления в воздухе. Я ни разу не видел, чтобы Климов нервничал, хотя сам, например, поначалу чувствовал себя совсем не безмятежно. Теперь я понимаю, что наш инструктор был очень хорошим летчиком.
А тогда, в первом полете, мне некогда было следить за своими ощущениями. Пока самолет поднимал Климов, все казалось простым, ясным. Но стоило взять ручку управления самому, послушный У-2 моментально превратился у меня в тупого и дикого осла. То, задрав нос, он лезет в гору, то вдруг клюет вниз. Я вижу, как близка земля, которая сразу стала чужой и враждебной, и потому на всякий случай стараюсь держаться от нее подальше.
