Илюшка, пользуясь тем, что все взрослые улеглись, притащил из тайги какую-то горбоклювую черную птицу, связанную по ногам травой. Он ее поймал еще поутру и спрятал в дупло.
- Вот она! Дядя Тимоха которую приметил, как подплывали, на дереве сидела... Я сыскал.
Парень держал птицу за связанные крылья. Пугаясь, птица вздрагивала и покачивалась на них, как на пружинах. Она тупо озиралась на сбежавшихся голышей и, когда кто-нибудь к ней наклонялся, выкатывала остекленевшие зеленые глаза и злобно разжимала клюв.
- Это хищная тварина, - проговорил Федюшка, - она птичек жрет.
- Давай казнить ее, - усмехнулся, поежившись, как бы еще не решаясь на жестокость, Санка Барабанов.
Илюшка осторожно, чтобы не клюнула голое тело, поднял и кинул ее. Птица запрыгала по берегу, сначала медленно, как бы еще не веря, что ее отпустили, но понемногу осмелела - она запрыгала быстрей, добралась до реки, осторожно вошла в воду и, погрузившись, стала кое-как взмахивать связанными крыльями. Течение быстро понесло ее прочь от стана. Ворох ее перьев и пуха всплыл на поверхности реки, словно на этом месте распороли подушку.
Ребята стали кидать камнями. Птица отплыла.
- Ты, Илья, зачем над птицей изголяешься? - появилась вдруг между талин Агафья. - Вот я скажу Пахому, он с тебя шкуру сдерет! Это ведь божья тварь.
- Это вредная птица, - возразил Илюшка, - она гнезда зорит.
- Птенцов жрет...
- И в пищу не годится, - подхватил Санка.
- Почем ты знаешь, какая это птица? - с сердцем воскликнула Агафья.
- Мы знаем! - небрежно отозвался Санка, выгибаясь и почесывая голые лопатки, изъеденные комарами.
- Пялишься еще, бесстыжий. Ведь это грех птиц так терзать, - стала было корить Агафья ребят, но они, прикрывая срам кулаками, разбежались по косе и кинулись в воду.
Позже из-под пологов вылезли отдохнувшие мужики. Егор, глядя на ребят, тоже стал купаться. Он плавал вразмашку далеко от берега и вдруг, подняв руки, надолго исчез под водой.
- Ну как, Амур глубокий? - спрашивал Федор.
"Смотри-ка, водяной-то! Уж и под воду-то лезет! - подумал Барабанов. - Везде нос сует!"
Дед точил инструменты на круглом камне. Федор правил пилу. Бормотовы двинулись всей семьей в лес. Вместе с ними пошел Тимошка со своей тощей женой Феклой и с ребятами. Вскоре ушли и Кузнецовы. Стан опустел.
В тайге застучали топоры, затрещали падающие деревья, под обрыв повалились вороха ветвей.
Наталья, бабка и Федюшка после обеда рубили толстые ползучие корни у пенька лиственницы. Егор, подкопав пенек, заложил под него вагу. Рыжие и толстые, как бревна, корни не уходили в глубь почвы, а стелились по неглубокому слою перегноя, выдаваясь наружу, и дерево стояло на них, как елка на кресте.
