В эфире 'Северок' | страница 69



Роман Квашнин, казалось, стал еще меньше ростом, чем был. Очень худой. Серые, обведенные синевой глаза провалились, губы почернели. Он был похож на изможденного мальчишку. Движения, правда, прежние - быстрые, ловкие.

А Лешка Кочетков, наоборот, медлителен. Он плотный, коренастый. И все та же на губах знакомая открытая улыбка. Вот только на прежде круглом лице - впалые щеки. Да у глаз обозначились ранние морщины.

Встреча была радостной. Ведь почти год не виделись! Вспоминали, как учились в школе радистов, рассказывали о том, что испытывал каждый, совершая боевые прыжки с парашютом в тыл врага и, чего греха таить, мечтая о подвигах, о боевых орденах. Прочитали, конечно, вслух письмо подполковника Кочегарова.

Узнали мы от ребят, что и у них затруднение с продовольствием, что почти нет боеприпасов. Картина не из радостных...

Зимние месяцы - самый трудный период в жизни партизан: чуть ли не каждый день бои. А тут еще мучили холод и голод, выводили из строя болезни.

В нашем дневном рационе нередко была одна кружка муки на двоих. Хочешь - готовь лепешку и съедай ее за один раз, хочешь - вари похлебку и растягивай на весь день.

Приходилось даже делать студень из древесного мха. Да какой там студень! Просто застывшая горькая слизь. Отыскивали мы в лесу шиповник, всевозможные полусгнившие дички, ягоды. Ели желуди. Чего нам только не приходилось есть в зимние месяцы! Вспоминать не хочется...

На четвертый день пребывания в новом районе пошел снег. Нам не сбрасывали ни боеприпасов, ни продовольствия. Раненые и тяжело больные не эвакуировались. Положение становилось катастрофическим.

За день до нового, 1943 года группа Алексея Ваднева отбила у румын лошадь. О, какая это была радость! Но никто, конечно, не знал, какой ценой досталась эта лошадь: из-за нее группа чуть в ловушку не попала, а один партизан получил ранение.

Хорошо, Ваднев перехитрил немцев и умело вывел из западни и бойцов и лошадь. А она так была нужна партизанам! Теперь они получат хоть по куску конины.

Принесли и нам с Николаем "и-го-го", как мы называли конское мясо. А вечером заглянул Ваднев. Он совсем исхудал, но на губах не угасала веселая улыбка.

- Ну, как вы тут, парни? - спросил он. - Чего приуныли, зажурились? А может, вам жалко расставаться с уходящим годом?

Уходящий год... Как много дорогих жизней он унес! Безвозвратно. Навсегда.

Я мельком взглянул в тоскливые глаза Николая, хотел спросить, о чем он грустит. Но передумал: все равно не скажет. В этом я был твердо уверен.