Так оно и есть, ей-богу. Миллер в этом твердо уверен, как уверен и в том, что наверняка подхватит простуду, - такой уж он везунчик. Будь он в другой роте - та мокла бы сейчас в окопах.
Миллер давит языком на протез и тут же вздрагивает от острой боли. Изо всех сил стискивает челюсти, глаза его горят, ему еле удается подавить рвущийся на волю вопль. Совладав с болью, он оглядывается, ища глазами товарищей. Те, кого он может разглядеть, застыли в оцепенении - не лица, а мертвенно-бледные маски. У остальных видны лишь капюшоны плащей, торчащие над землей наподобие округлых камней.
Сознание Миллера от боли проясняется, и он вдруг отчетливо слышит дробный стук дождевых капель по собственному плащу. А вслед за этим - жалобное завывание мотора. По размытой дороге, разбрызгивая отвратительную жижу, едет джип, его швыряет из стороны в сторону, из-под колес летят комья грязи. И автомобиль заляпан той же грязью. Затормозив в районе расположения роты, водитель дает два гудка.
Миллер озирается, силясь понять, как поведут себя другие. Но никто даже не пошевелился. Все как сидели, так и сидят в своих окопах.
Раздается еще один гудок. Из придорожных зарослей выныривает невысокая фигурка в плаще. Плащ у коротышки доходит почти до пят - по этой примете Миллер узнает старшего сержанта. Тот идет к джипу неспеша - мешает грязь, густо налипшая на ботинки. Подходит, наклоняется к шоферу и через секунду вновь выпрямляется. Смотрит на дорогу. Затем задумчиво бьет ногой по одной из шин. Поднимает голову и громко выкрикивает фамилию Миллера.
Миллер молча следит за ним. Сержант кричит вторично, и только тогда Миллер с трудом выкарабкивается из окопа. Солдаты поворачивают серые лица в его сторону, хмуро глядят, как он устало тащится мимо них.
- Иди-ка сюда, парень, - говорит старший сержант и, сделав несколько шагов навстречу Миллеру, жестами подзывает его.
Миллер послушно идет вперед. Что-то случилось. Наверняка. Иначе с чего бы сержант назвал его "парнем", а не "сукиным сыном", как обычно. В левом боку там, где язва, - начинает отчаянно печь.
Старший сержант упорно смотрит себе под ноги.
- Здесь вот какое дело, - начинает он, но тут же резко обрывает фразу и поднимает глаза на Миллера. - Проклятье! Ты хоть знал, что твоя мать тяжело больна?
Миллер молчит, только крепче сжимает губы.
- Она ведь давно болеет, так? - Миллер по-прежнему молчит, и тогда старший сержант выпаливает: - Она вчера вечером умерла. Прости, мне очень жаль. - Он сочувственно глядит на Миллера, и тот замечает движение руки под плащом: сержант хотел бы по-мужски его обнять, но - увы! - для этого ему нужно быть выше Миллера или на худой конец одного с ним роста. И рука опускается.
